Тридевять земель
Шрифт:
— Добрый вечер, Канси, – Артём не отводил взгляда ни на миг. – Я тоже рад видеть вас.
Изумление в её взгляде. Потом она запрокинула голову и… расхохоталась. Артём сильнее прижал лезвие к её шее, не отвлекаясь ни на что.
Она медленно подняла голову – словно не замечая лезвия. Чёрт, порезал её – так и горло перерезать недолго. Смотрела в глаза Артёма и улыбалась.
Глаза её заволокло туманом. Она медленно протянула руку, и прикоснулась ладонью к щеке Артёма. Мысли тут же спутались – кроме её глаз, пронзительно-синих, всё остальное переставало существовать. Я попался, успел подумать Артём, прежде чем его накрыло с головой, и необоримо повлекло куда-то.
– - -
Он пришёл в себя и понял, что Канси сидит у него на коленях, обняв и прижавшись щекой к плечу. Не сразу понял, что оба без одежды. Замечательно, сэр Ортем. Марина будет в восторге. Контакт с аборигенами налаживаете полным ходом.
— Зачем ты думаешь о другой женщине? – Артём не сразу понял, что обращаются к нему. Канси отстранилась, чтобы видеть его лицо – и погладила по голове, улыбаясь. – Я этого не люблю. Я могу рассердиться.
— То есть сердитой я тебя ещё не видел?
Она рассмеялась, и вновь прижалась щекой к его плечу. Странно, не чувствуется ни одной раны. Чувствуется, что он весь в крови и поту – они оба, если говорить начистоту – но ничего не болит. И по щеке ничего не стекает.
— Не видел. Пока ты со мной, думай только обо мне. Или ни о ком.
— Странно, – Артём прикоснулся рукой к своей щеке. – Кровь не течёт. Как это может быть?
Она снова рассмеялась. Подняла его правую руку – на тыльной стороне ладони есть порез. Стоило его увидеть, как ранка начала неприятно ныть. Канси медленно поднесла ладонь к лицу и… провела по ранке языком. Как кошка, подумал Артём.
Ранка засаднила почти непереносимо… и почти сразу перестала болеть. Ошарашенный, Артём увидел, как ранка исчезает, как появляется новая кожа – и постепенно сливается цветом с окружающей.
— С ума сойти, – признал он. – Что это было?
— Встань, – попросила она. – Идём. – И указала взглядом направление. Ах да, ванная. Санузел, если быть точным. Как в дорогих земных отелях: чистота, никаких неприятных запахов, почти стерильность.
– - -
— Я тебя порезал, - указал Артём, когда удалось смыть с них обеих кровь, и оценить нанесённый урон. – Здесь, на шее.
Она кивнула и, запрокинув голову - открыв ранку – шагнула к нему.
Он не сразу понял, что от него ожидают. Повторил её жест – провёл языком по ране. Странный вкус у её крови – после того, как укусил её, хотелось побыстрее избавиться от этого привкуса, а сейчас совершенно не раздражает.
Она потрогала ранку – та затягивалась, но не так быстро, как ранка на ладони Артёма.
— Вас не учат залечивать раны? – Канси явно в недоумении. – Вижу, не учат. Стой, не шевелись. Терпи, будет больно!
И впилась зубами в его левое плечо.
Так больно Артёму на его памяти ещё не было. Он старался не издавать не звука – Канси всё плотнее стискивала зубы, обхватив его – не вырваться, не ударив её. Воздуха в лёгких не оставалось – Артём чувствовал, что задыхается. Смутно осознавал, что Канси уже разомкнула челюсти – но боль не становилась легче, она накатывала горячими серебряными волнами, и каждая волна обжигала так, что хотелось вопить во всю глотку. Вопил бы – не было воздуха в горле, один только расплавленный металл. Едва хватало усилий, чтобы дышать.
Он не сразу понял, как это закончилось. Стоял, тяжело дыша, ощущая невероятную усталость. По всему телу пробегали волны – принося то озноб, то ощущение покалывания во всех мышцах. Артём покосился на плечо – поди, откусила добрый кусок, вон как зубы сжимала – и вообще ничего не увидел. Ни раны, ни шрама. Всё как новенькое.
— Молодец, – он понял, что Канси всё это время поддерживала его – собственные ноги плохо слушаются. – Ты не кричал. Больше не будет больно.
— Что ты сделала?
— Научила тебя залечивать раны. Каждый должен уметь. Помоги, нам нужно успеть уйти отсюда.
— Успеть?
– Он взял её за плечи и увидел, как глаза её снова затягивает туманом. А собственная воля идёт трещинами, и вот-вот треснет и надломится.
– - -
Артёма словно включили. Первым делом посмотрел на столик у кровати – на часы. О небеса, всего-то половина четвёртого!
Он смутно помнил, сколько раз её глаза затягивались туманом, сколько раз их охватывало неистовство – не оставляя никаких воспоминаний. Три раза как минимум. Тихий, но знакомый звук раздавался поблизости – мурлычет кошка. Интересно, откуда она здесь? Как пробралась? Артём оглянулся – Канси лежала рядом, прижавшись к его боку, и улыбалась.
Один раз посмотришь на неё – и невозможно отвести взгляд. Артём в очередной раз попытался представить, что скажет Марине… и бросил эту бессмысленную затею. Скажет всё, как есть. И всё-таки, кто мурлычет?
— Это я, - ответила Канси на мысленный вопрос, не открывая глаз. – Мне хорошо. А что, нельзя?
Артём уселся. Уселась и Канси – всё так же продолжая улыбаться. Ну и глаза! Не поверил бы, что у человека могут быть такие – ярко-синие, и, кажется, светятся в темноте.
— Не может быть!
– Артём осторожно положил ладонь ей на горло, чуть сдвинул… Точно, она! Ладонь чувствовала вибрацию, совпадающую со звуками. Канси запрокинула голову, точно так же, как в первый раз, и тихонько рассмеялась.
— Ну и лицо у тебя. Ваши женщины так не умеют? Да? И зря. Знаешь, как детей успокаивает?
— Детей?
– Артём совершенно растерялся.
— Ну да. Я работаю с детьми, я знаю.
— Кем именно ты работаешь?
Канси уселась вертикально и взяла его за плечи.
— Учу детей. Слежу за ними. Воспитываю. Что, непохоже?
Артём смотрел в её лицо. Чёрт, откуда я теперь столько о ней знаю? Знаю, что она любит есть, во что одеваться, к кому ходит в гости, сколько у неё в семье братьев и сестёр. Он помотал головой. Наваждение какое-то.