Тринадцатая королева
Шрифт:
Лео почувствовала дурноту и поспешно зажала ладонью рот. Глаза горели, словно с них насыпали раскалённые угли, а из груди стали рваться нечленораздельные звуки. Это вот об этом она так мечтала? Из-за этого волновалась и печалилась? Истеричные мысли и воспоминания перемешались в кучу, Лео никак не могла их упорядочить. От ужаса и боли она никак не решалась осмотреть свою рубашку, а когда всё же увидела кровавые пятна на подоле, слёзы наконец хлынули у неё из глаз, а в груди всё сдавило и дышать получалось с трудом.
Как же это произошло? Лео беспомощно огляделась в какой-то ошалелой надежде найти объяснения случившемуся, но взгляд её наткнулся только на кучу тряпья в углу. Леонелла кинулась к нему, закуталась
Леонелла зажмурилась и попыталась вспомнить, что вчера произошло. Последним её ярким и упорядоченным воспоминанием был танец с Матео и удовольствие от его прикосновений. И если танец могли видеть все, то всё остальное ей удавалось скрывать. Или нет? Неужели она где-то или чем-то выдала свои чувства? Или всё это с самого начала было так задумано и у неё не было ни одного шанса на нормальную жизнь?
После полонеза Матео подвёл её к трону, со всем почтением кланяясь, и после этого веселье продолжалось еще довольно долго. Но именно с этого момента, взглянув на короля и увидев его хмурый взгляд, Лео почувствовала тревогу и ощущение неминуемой беды. Матео пел, устраивал представления и игры — Лео не заметила, когда это произошло, но он вернул себе шутовской наряд, словно ему привычнее и удобнее было в нем, — и словно старался всё внимание короля отвлечь на себя. Но Леонелла чувствовала — всё напрасно. Она больше не танцевала ни с кем, кроме мужа; Абрэмо вел её грубо, часто ошибался, да это было и немудрено, ведь под вечер от обильных возлияний с самого утра у него, видимо, разболелась голова, он стал хмур и мрачен. А под вечер и вовсе отослал Леонеллу к себе. Она уже стала думать, что сегодня он к ней, не придёт. Но ошиблась.
Стоило ей с помощью многочисленных помощниц снять королевский наряд, вымыться и расчесаться, приготавливаясь ко сну — она и правда очень устала за этот день, — как в комнату зашёл Абрэмо, жестом выгнав служанок.
Когда Лео вспомнила, как это было, у неё снова сердце замерло, а потом подпрыгнуло к горлу. Она опять ощутила свой испуг и предчувствие чего-то опасного. Абрэмо что-то прятал за спиной, и почему-то Лео тогда показалось, что ничего хорошего. Но король принес ей розу. Он резко протянул цветок ей, едва не хлестнув по лицу.
— Вам нравится, моя королева? — он держал цветок прямо перед ней, выжидательно сжирая её взглядом. — Это ведь ваши любимые?
Лео протянула руку, чтобы взять подарок, но Абрэмо неожиданно отдёрнул руку, и у Лео получилось схватить только воздух.
— Не так быстро, моя дорогая, — глумливо усмехнулся король. — Вы ведь и так играючи добиваетесь всего, что вам нравится в этой жизни, так что цветок вы получите по моим правилам.
Лео подняла на него взгляд, недоумевая, к чему весь этот спектакль. В целом, цветок ей не особо был нужен, чтобы за него «бороться». Но у короля, видимо, был свой план. Он взял её руку, сначала пристально рассматривал, а Леонелла всё отчётливее чувствовала опасность, исходящую от этого человека. Как она могла думать, что он симпатичный и приятный? Если бы ей велели описать дьявола во плоти, наверное, она бы начала с внешности Абрэмо в эту минуту. Глаза его, оттенка светлее, чем обычно, полыхали безумием и отчего-то яростью, словно он пришел не к жене, а к самому заклятому врагу.
— Я чем-то прогневала…
Но Абрэмо не дал Лео договорить, приложив палец к её губам. Он долго и проникновенно смотрел на Леонеллу сверху вниз, а потом его пальцы сменил бутон, которым Абрэмо принялся водить по щеке Лео.
— Ты чувствуешь, какие нежные лепестки? Такие же нежные, как и твоя кожа… как и твой взгляд… Шелковистые, как твои волосы, — бутон медленно переместился на лоб, и Абрэмо убрал её пряди, упавшие на лицо, назад. — Его аромат сладок,
— Ваше Величество… — вскрикнула от неожиданности Леонелла и уже хотела вскочить, но Абрэмо не позволил ей этого, лишь продолжая смотреть на неё свирепо, словно она сделала что-то действительно непоправимое.
— Вот именно! — рявкнул Абрэмо прямо ей в лицо. — Величество! Величие — вот что отличает королей от… всякого отребья! А ты что творишь?
Меньше всего Лео ожидала удара, поэтому даже не заметила, как Абрэмо двинулся, лишь звонкая пощёчина обожгла щёку. Леонелла инстинктивно схватилась за лицо, уронив цветок, и часто и недоуменно моргала, пока Абрэмо, отскочив от неё на пару шагов, принялся сдирать с себя одежду.
— Ты понимаешь, что ведёшь себя непотребно, и тем самым лишаешь меня авторитета в глазах вельмож?!
Лео чувствовала, что должна что-то сказать, но впала в какой-то неуместный сейчас ступор и только стояла, хватая ртом воздух и прижав руку к пылающей щеке. Ее никто никогда не бил. Никто никогда не орал на неё. То, что это произошло, наверное, должно было как-то возмутить, напугать или устыдить её в чем-то, чего она никак не могла взять в толк, что сделала не так. Лишь в прострации смотрела перед собой и ничего не могла из себя выдавить.
— Шляешься одна! — продолжил кричать король. — И ни разу не пришла к своему мужу, для чего, собственно, ты тут и нужна!
Лео просто обомлела. Разве он, лично, не дал ей понять, что сам будет навещать её в покоях? Откуда она, невинная девушка, должна знать, как и что делать с мужем в спальне, да еще быть инициатором этого?
— Водишь дружбу с чернью! — все больше распалялся Абрэмо, а в руках его тем временем сказался хлыст. — И я этого так не оставлю! Если твои родители не воспитали тебя, как нужно, придётся мне!
Хлесткие удары посыпались на ошарашенную Леонеллу, а она могла только инстинктивно закрывать рукой лицо. Ей даже в голову не пришло кричать или оправдываться, она только чувствовала ужасную боль и какую-то отчаянную несправедливость от всего этого. Она не понимала, что плачет, пока не упала и её рука не прижалась к лицу, абсолютно мокрому.
То, что произошло дальше, осталось в памяти кашей из боли, физической и моральной, и душевной опустошённости. Сейчас, когда все закончилось и Лео оказалась тут, запертая с башне, она не могла поверить, что все это произошло с ней. Что Абрэмо, её муж, так поступил. Она помнила то чувство отторжения, когда он накинулся на неё, навалился всей тяжестью своего тела, а она всё пыталась закрыться от него руками, пока он не лишил её этой возможности, связав запястья. Она помнила ощущение безысходности, когда он грубо раздвинул её ноги, как болели мышцы, резко разведённые в разные стороны сильными руками, как она пыталась извернуться, что самое страшное, совершенно молча. Где-то в глубине сознания билась мысль, что так быть не должно, но это её муж, и она обязана подчиниться, хоть все её существо противилось этому. Помнила чувство страха, когда между ног что-то вторгалось в неё, и ей казалось, что это сейчас просто разорвёт её пополам и она истёчет кровью. Все её сознание кричало от отчаяния, от разбитых в дребезги надежд на счастье, семью… От ужаса она почти отключилась, словно от неё осталась одна оболочка, а сама она воспарила над своим истерзанным телом и, не желая смотреть на весь этот кошмар, отправилась туда, где её любят, понимают и никогда не причинят вреда.