Тринадцатая ночь
Шрифт:
— Готовь огонь!
Сэр Эндрю, кивнув, взял три полоски ткани, быстро сплел их в косичку и окунул в какую-то жидкость. Он положил подготовленный фитиль в металлическую лохань и подал Себастьяну знак продолжать речь.
Во время этого монолога сэр Эндрю взял у Луция зажженную свечку и поджег ею конец фитиля. Пламя достигло другого конца через пару секунд после заключительных слов графа.
— Опоздали, сэр Эндрю, — сделал ему замечание Фабиан. — Я хочу, чтобы огонь полыхнул прямо на его последнем слове. Нам нужно напугать грешников и выгнать их из города.
— После
— Минуточку, — сказал сэр Эндрю. Он выбрал более короткие полоски ткани и повторил процесс плетения и обмакивания. — Какое последнее слово в монологе Иисуса?
— До самого Судного дня, — замогильным голосом произнес Себастьян.
— Повтори снова последнюю строфу, — велел сэр Эндрю.
Себастьян начал декламировать, а сэр Эндрю, слушая с закрытыми глазами, отслеживал рифмованные окончания. Наконец он поджег свечкой новый фитиль, пламя быстро побежало к его концу. Огонь вспыхнул одновременно с концом монолога, и сэр Эндрю, радостно глянув на Фабиана, прошептал:
— Получилось!
— Изумительно, сэр Эндрю, у вас действительно получилось, — поддразнил его Фабиан. — Поистине рождественское чудо. Натурально. Готовьтесь ко второй вспышке после падения ворот. Когда Себастьян…
— Для тебя я граф, ты, надутое дерьмо, — резко бросил Себастьян.
Фабиан, похоже, готов был наброситься на своего господина с кулаками, но лишь глубоко вдохнул и медленно выпустил пар.
— Примите мои извинения, граф, — сказал он. — Когда граф пройдет в адскую пасть, нам понадобится вторая вспышка огня, только пусть он горит подольше, чтобы Иисус успел пройти по сцене к месту следующей дискуссии. Побольше огня и дыма, если вы не возражаете.
— Сделаем пожар до самых небес, — пообещал сэр Эндрю, а Луций восторженно хихикнул.
Купив немного хлеба и сыра, я поднялся по ступеням строящегося собора, подыскивая выгодную позицию для наблюдения за разворачивающимися на площади событиями. Слегка колыхались на ветру полотнища, обтягивающие леса. Я решил выяснить, что происходит за фасадом, и, обнаружив там епископа, поклонился ему.
— Добрый день, пилигрим, — удивленно сказал он. — Вы ищете меня?
— Вовсе нет, сударь, но я рад, что встретил вас. Меня привлек сюда двойной интерес: осмотр этого великолепного сооружения и поиск относительно безветренного местечка на время трапезы. Не желаете ли подкрепиться хлебом с сыром?
Он оживился.
— С удовольствием. Я тоже пришел сюда по двум причинам. Во-первых, чтобы убедиться в надежности защитных покрытий, а во-вторых, чтобы помечтать о том, каким будет наш собор после завершения строительства. Дай мне, Господи, дожить до этого дня! Давайте вместе бросим взгляд в будущее.
Пройдя через дверной проем, мы увидели зачатки стен подземной крипты и контрфорсы, предназначенные для поддержки еще не возведенных сводов. Недостроенные арки обнимали небо, словно руки, воздетые в тщетной мольбе.
— Готика, — заметил я.
Епископ кивнул:
— Такой нынче стиль, верно? Нашему собору, конечно, не сравниться с величественными соборами Германии. У нас здесь слишком мало народу. Но он значительно превзойдет старую церковь.
— А мне больше нравится старая церковь. Она пробуждает чувство сопричастности. Эти же новые, вознесшиеся в небеса громадины словно кричат: «Трепещите, мелкие людишки, глядя в недостижимые райские выси!» Они лишают всех надежд попасть в рай.
Он взглянул на меня с легкой печалью и мягко сказал:
— Сын мой, мы обретаем рай, воздавая хвалы Господу нашему. Может ли быть более похвальное стремление?
Я решил не вступать ни в какие споры на сей счет. Мы немного побеседовали, я поблагодарил епископа за экскурсию и направился обратно к порталу собора. На ступенях вовсю трудились декораторы. Голову дьявола выкрасили красной краской, что придало ей весьма жуткий вид. А для детей придумали великолепное занятие: они увлеченно малевали на ближайшем занавесе свои представления о рае. Я пристроился неподалеку и принялся есть, поглядывая, не следит ли кто-нибудь за Бобо. Или за мной.
Среди зрителей маячил и капитан Перун, как обычно восседавший на лошади. Однако я заметил, что он все-таки отчасти снизошел до грешных земных радостей. Вымученные трюки демонов вызвали на его губах легкую улыбку. Он что, действительно развеселился? Неужели грозный начальник стражи Орсино способен на легкомыслие?
Не под его ли маской скрывается Мальволио? Бывший управляющий определенно имел воинский опыт. Не лишенный ни храбрости, ни силы, в неразберихе последнего крестового похода он легко мог изменить курс и поступить на службу к герцогу, не открывая своего истинного лица. Его нынешнее положение дает ему прекрасную возможность для слежки за Бобо. Однако вряд ли капитана можно обвинить в узости интересов — он явно следит за всеми.
На роль нашего мстителя неплохо подходит и Исаак. Экзотическая внешность является надежной маскировкой, а его должность позволяет попасть в окружение герцога. И в то же время стоит убрать бороду, парик и изменить костюм — и он становится абсолютно неприметным человеком, который может пройти по тенистым закоулкам города, не вызывая ни малейших подозрений. Интересно, что бы он ответил, если заговорить с ним на еврейском языке? Хорошо бы выяснить, обрезан ли он… Вот только сомневаюсь, что мне удастся спрятаться в непосредственной близости от места, где он пристроится справлять малую нужду.
И все-таки я отдавал главенство епископу. Самый благонадежный человек в городе, в отличие от Перуна и Исаака он к тому же лично знает всех прихожан. Благодаря службе в церкви он может с легкостью проникать в прорытые под городом подземелья. Но стал бы Мальволио рисковать возможным разоблачением в случае прибытия другого папского посланца? Впрочем, риск не настолько велик: тайно посланные римские эмиссары редко проявляли праведное рвение, и к тому времени, когда кто-то мог прибыть сюда для проверки этого человека, их воспоминания о внешности настоящего епископа могли сильно подразвеяться.