Тринадцатый свиток. Том 1
Шрифт:
Глава I
Ночи здесь – сущий ад!
Я не согласен с богословами, утверждающими, что в аду жарко. В аду холодно и наверняка полно крыс, как в зале, где стояло моё простое ложе. Недостроенная капелла была похожа на огромный ледник, и завывающий ветер гулял в ней, как хотел.
Уже десять лет я жил в «паучьей норе», так называлась часть капеллы, отделенная для будущего священника, который, похоже, никогда здесь не появится. У Хозяина, занятого крестовыми походами, не было времени привести всё в порядок…
Чьи-то любопытные усики пощекотали
Эти наглые чёрные разбойники уже привыкли к тому, что я провожу здесь дни и ночи. Крысы уже не принимали меня всерьёз, а ночью чуть не лезли на голову. Я терпел, когда они воровали мою еду, грызли обувь. Но теперь объявил им войну не на жизнь, а на смерть, потому что они попытались попробовать на зуб самое святое – содержимое библиотеки!
Ну, ничего! Мышьяк, замешанный на свином жире, – это то, что надо, чтобы навсегда отбить у них аппетит!
Я спал плохо, болела спина от жёсткой лавки, стоящей поодаль холодной каменной стены. Сказывались долгие часы неподвижного сидения над записями и манускриптами.
В мои обязанности входило сохранение архивов Хозяина. Перевод взятых в качестве трофеев рукописей. Ведение бухгалтерии и переписка со всеми значимыми лицами в округе. Доверительные беседы с Хозяином, когда он был в духе, и выслушивание криков ярости и топанья ногами, когда нет – тоже были частью моих обязанностей. Признаюсь честно, доводилось получать и по уху могучей рукой.
Но уходить от него я не собирался, ведь я – архивариус, такая же крыса, как и шныряющие под ногами зверьки. Только в человеческом обличии. Это моя добровольная тюрьма, моя галера, к которой я сам себя приковал. Потому что я раб огромной библиотеки, где хранились свитки и манускрипты, содержащие драгоценные жемчужины философской мысли. Знания, поднимающие человеческий ум на божественную высоту. Гениально простые истины, спрятанные в сложных орнаментах текста.
Я восхищался и преклонялся перед авторами и, не в силах сам создать что-либо подобное, только грелся в лучах образов, ярких, как солнце.
Библиотека расположена в большой потайной комнате, сухой, тёмной и прохладной. Войти в неё можно через боковую стенку в камине, пользоваться которым было запрещено. И поскольку камин находился в «паучьей норе», мне приходилось мёрзнуть.
Обычно я работал за своим столом, возле маленького подслеповатого оконца, сам уже наполовину слепой от постоянной работы то при тусклом свете, то при ночном светильнике. Вы можете спросить, зачем я сижу в четырёх стенах, когда мог бы выйти на солнце и разбирать рукописи там? Я отвечу. Солнечный свет очень вреден для пергамента и записей! Он высушивает его, делает хрупким и осветляет священные значки букв.
Но чего только не найдёшь в свитках! Там содержатся тайные знания, карты захороненных сокровищ, рецепты бессмертия и алхимических превращений – вот почему обладание старинными рукописями может принести не только пользу, но и богатство! И хотя Хозяин говорит, что для него они «значат не больше, чем навоз от его жеребца», я знаю – он лукавит, потому что отлично осознаёт их ценность. Поэтому никому их не дарит и не продает, даже лучшим друзьям.
Хозяин соседних земель, человек с огромным перебитым носом (прозванный Носатым), подражая моему Хозяину, тоже стал собирать свитки. Это превратилось у него в настоящую манию, он скупал свитки и манускрипты всюду, где только мог найти. Благо, крестоносцы, вёзшие их с собой в числе прочих трофеев, отдавали редкие рукописи за сущие гроши, не представляя себе их действительной ценности. Библиотека Хозяина была предметом чёрной зависти и соперничества Носатого. Сосед всё время уговаривал его продать свитки, но тот в ответ только отшучивался, говоря, что…собирается научиться варить золото из кухонных отходов, а тут никак без свитков не обойтись!
Благодаря одному пергаменту мы узнали о водопроводе и провели его в купальню Хозяина. Слуги освободились от обязанности таскать воду по крутым, неудобным ступеням замка. А я избавился от радости слушать проклятия и грохот падающих с лестницы тел.
В отличие от всех остальных людей, Хозяин любит купаться. Этому он научился в походе за Гроб Господень. И я было тоже, начитавшись в рукописях Ибн Сины о пользе чистоты священного сосуда (тела), начал было мыться, да заболел. С тех пор никак не решусь вымыться опять.
Что я еще могу сказать о себе? У меня очень плохое зрение. Я вижу предметы, только непосредственно находящиеся перед носом, а дальше всё размыто и нечетко, как будто кто-то украл все контуры. Здоровье у меня тоже слабое, да оно мне и ни к чему. Я не воин. Я даже слышать не могу о битвах. Хозяин, вооруженный до зубов, устрашает меня своим видом. По-моему, железо, которым обвешивают себя военные, все эти стрелы, копья и мечи, настоящая насмешка над Богом. Если бы Он захотел видеть людей такими, то дал бы каждому крепкие рога, острые когти или ядовитые зубы!
Я – человек разума. «Единственное, что стоит в этом мире внимания, – это высокая мысль. Она должна рождаться в тишине, чтобы можно было её обдумать. Но война так и лезет изо всех щелей, и будь я хоть сто раз мирным человеком, всё равно не вырваться из этого проклятого времени, в котором меня угораздило появиться на свет!» – так размышлял я, ворочаясь и пытаясь заснуть.
Забывшись под утро сном, похожим на порванный в клочья манускрипт, я и не заметил, как в крепости произошли перемены. Едва открыв глаза, я попал в атмосферу непонятной суеты. Отовсюду доносились возбуждённые голоса. В мою комнату забегали и выбегали люди, не обращая на меня никакого внимания. Они выглядывали в узкие прорези окон, советовались.
Появились несколько лучников. Один из них, закинув за спину лук, полез на леса, окружающие недостроенную капеллу. Устроившись на хорах возле высокого стрельчатого окна, натянув и отпустив несколько раз тетиву, он устремил взор вдаль, потом, покачав головой, слез и ушёл с остальными.
Не зная, куда себя девать, я вышел, ожидая, что двое стоящих на карауле солдафонов, как обычно, повернут ко мне заросшие физиономии и будут отпускать плоские шутки по поводу моего ночного горшка, содержимое которого я выплескиваю каждое утро в бойницу, прямо в ров с водой.