Тринадцатый
Шрифт:
Справа от них стояли души-отличники из секретного ведомства. На их нимбах светились жёлтые звёзды. Они были одеты в мантии розового цвета.
Слева, гордо подняв белые нимбы с чёрной окантовкой и в белых мантиях, стояли отличники из клана Заслуженных Смертников.
По периметру от трибуны, маленькой стайкой, стояли Эпохальные души. Их красные нимбы и красные мантии вызывали у собравшихся душ неприятное чувство тревоги.
Души — Проповедники в общем, выпускном Торжестве не участвовали.
Души — ученики, не имеющие особенных заслуг, на выпускной бал явились в обычных
Так же на выпускной бал были приглашены Ангелы-Хранители. На белых конях, в белых мантиях, и с белыми крыльями за спиной, они торжественной линией выстроились с двух сторон трибуны.
Вдруг, зазвенели колокольчики. На трибуну взлетел Высший Излагатель, и объявил об открытие Выпускного бала. Души замерли. Тринадцатый от волнения чуть не уронил нимб.
— Вот и наступил тот великий час. Мы рада, что вы с новой Небесной благодатью, и отмытыми мантиями отправляетесь в великий путь — Путь Судьбы. — Торжественно заговорил с трибуны Высший Излагатель.
Всю речь Излагателя сопровождали тихий перелив колокольчиков.
— Для слов напутствия к нам на выпускной бал прибыл Сам Высшее Душейство. — Объявил Излагатель, и исчез с трибуны.
На трибуне возник в окружение свиты Высшее Душейство. Свита состояла из многочисленных клерков, которые обеспечивали баланс населения на земле. По правое крыло мантии Самого гордо стояла Судьба. На её мантии светились бессчетное количество наград за перевыполнения плана. Она гордо выпячивала мантию, что бы лишний раз показать свою значимость. Слева, по стойке «смирно» замерло Время. Оно отдыхало в столь значимый час для Небесной Канцелярии. За неё работали её подопечные. Ответственное по своей сути, Время иногда разрешало себе минуты отдыха. Сзади Высшего Душейства, на маленькой трибуне столпились канцелярские служащие-клерки. Клерки приглашались на трибуну для создания авторитетной массы. При их появление Тринадцатому захотелось превратиться в маленькое облако, и растаять в небесной глазури.
Весь облик Высшего Душейства говорил о его значимости в работе над кадрами. Без его прозорливого нимба вряд ли бы каждый год готовилось столько душ для работы в Судьбе.
Лишь только Душейство появилось на трибуне, в небе, прямо над его нимбом загорелась радуга. Сотни херувимов взмыло на радугу, и, на маленьких горнах сыграли небесный марш. Не успел ещё отзвучать последний аккорд марша, как целый отряд амурчиков зазвенели небесную трель на райских колокольчиках.
Последней точкой в приветствие стало хоровое пение Ангелов-Хранителей, под созвучное ржание коней. Удар грома завершил апофеоз торжества.
Высшее Душейство со снисходительным нимбом прослушал весь арсенал приветствий, поправил нимб, и сказал.
— В Добрый путь, дети мои! В Добрый путь!
Официальная часть выпускного бала себя исчерпала.
Во вторую часть бала входил праздничный обед и танцевальный хоровод.
Тринадцатый весь выпускной бал скучал уединенно в сторонке. Когда, к нему подлетел клерк-распорядитель, и сказал, что бы он сдал в костюмерную наряд, Тринадцатый облегчённо вздохнул.
В этот вечер он очень быстро заснул, не смотря на крики,
Иванушка
Новоиспечённый отец уже целый час находился в томительном ожидании.
Выписка Алёнушки и сына была назначена на десять часов утра. Так ему сказали в регистратуре Родильного Дома. Он приехал на пятнадцать минут раньше, и вот уже ждал целый час. Несколько раз к нему выходила медсестра, и ласковым голосом просила подождать, ни объясняя, ни слова.
Иванушка устав держать в руках огромный букет роз и два торта, сложил их на широкий больничный подоконник. Во дворе больницы Иванушку ждали старенькие «Жигули». Коллега по работе и владелец «Жигулей» — Николай — то и дело вылезал из машины покурить. Иван каждые десять минут подходил к окну, и удивленно пожимал плечами. Пожатие означало, что Иван сам не понимает, что происходит, но ничего изменить не может.
Когда степень ожидания достигла высшего накала, Ваня хлопнул себя руками по бокам, и решительно направился к двери. Он решил зайти в заветную дверь. Сколько его ещё будут здесь держать? Не успел он ухватиться за ручку двери, как дверь открылась, и на пороге появилась Алёнушка. Ваня растерялся.
— Ну, наконец-то. — Вместо радости, громко объявил муж.
Алёнушка замерла на месте. Такого замученного мужа она видела впервые за всю их супружескую жизнь.
— Что с тобой? Ты заболел?
Вопросы жены вернули Ивана в реальность. Он подбежал к подоконнику, схватил в охапку цветы, и подлетел к Алёнушке.
— Я уже хотел идти ругаться. — Попытался он оправдать своё поведение.
— Зачем? Что случилось?
— Мне вчера сказали, что выписка в десять ноль-ноль. Я жду вас с половины десятого.
— Кто тебе сказал?
— Старенькая нянечка. Как её зовут, не знаю.
— А, — улыбнулась Алёнушка. — Евдокия Матвеевна. Она любит пошутить над отцами. Особенно, кто первенцев забирает.
Не сдерживая смех, Алёнушка от души засмеялась. Старая нянечка по-своему наказала Ваню за его дурное поведение.
Иван нахмурился. Он до сих пор чувствовал перед женой свою вину. Ситуацию разрядила медсестра. В руках медсестра держала огромный свёрток из пухового одеяла.
— Ну, папаша, забирайте своё создание. — Скомандовала она Ивану.
Иванушка осторожно заглянул под край ажурной пелёнки. Малыш сладко спал.
— А, поцеловать его можно? — Вырвалось у Иванушки.
— Конечно, сколько угодно.
Нежно коснувшись румяной щёчки губами, Иванушка снова укрыл личико малыша пеленкой. Счастливая семья Ивановых отправилась домой. Новоиспечённый отец забыл, про торты стоящие на подоконнике больничного окна. Медсестра забрала их сама. По её мнению это была плохая примета.
Лотта
Тринадцатому казалось, что снится сон. Вот почему-то он слышал только голоса, и совершенно не видел образы. Один голос ласковый, ласковый, а другой голос нервный и скрипучий.