Тришестое. Василиса Царевна
Шрифт:
Бояре сидели в своем углу, наблюдая за царем-батюшкой. Головы их синхронно поворачивались вослед ему, словно за бороды привязанные. Ожидание было тягостно. Никто из бояр слова молвить не мог, словно боялись спугнуть счастие свое. Ведь еще вовсе не известно было, на чей терем стрела-то заветная указала. По направлению, вроде как, выходило, терем боярина Трофима али Семена. Хотя, как знать, как знать. Глаз – он ведь видит то, чего хочется, а не то, что на самом деле есть. Хитрый он, глаз-то.
Первым не выдержал боярин Семен. Повозившись на месте, нахмурил он брови, пожевал губами и посохом так легонько пристукнул.
– Да чего ты мечешься-то, отец родной, аки зверюга загнанная? Ужо голова от тебя кругом идёть.
Царь Антип остановился посредь залы, обернулся к боярину, одарил его долгим взглядом и палец воздел.
– Но-но! Я те дам зверюгу, Потапыч.
– А чего я сказал-то? – подивился боярин Семен.
– А того!
– Да будет вам, – тяжко вздохнул боярин Филимон. – Перемелется, мука будет, пирогов отведаем.
– Это ты к чему опять? – уставился на него царь Антип.
– Да все к тому. Образность такая, мол, все нормально будет.
– Странная у тебя какая-то образность, однообразная, прямо скажем, – повертел пальцами царь-батюшка. – То груздёв тебе подавай, то пирогов.
– Так энто я к тому, что свадебки намечаются.
– У Андрошки что ль научился, ась? Тот тоже все образностями своими блистал.
– Чур меня, чур! – перекрестился боярин Филимон, будто намек уловил какой.
– Во-во! Пироги ему свадебные… – покачал головой царь Антип. – Рано-то пирогов вкушать. Их наперво замесить надоть да испечь.
– Голова! – цыкнул зубом боярин Трофим.
– Цыц, Фимка! – топнул ногой царь Антип.
– Трошка я.
– Един хрен.
– Дык я про пироги-то: а не пора ль и вправду месить их да печь, – боярин Трофим важно огладил окладистую бороду с вкравшейся в нее сединой.
– Знамо, пора. Токма дождемся сынов моих с невестушками.
– Да чего ждать-то? – спросил Филимон, нетерпеливо ерзая задом по скамье. – Дело-то, чай, к ужину. Жрать ужо пора, ан пирогов-то и нет!
– Будут те пироги, утроба твоя ненасытная, – заверил его царь-батюшка. – Енто только в сказках пироги-то сами на столы ставятся, а оттендова в рот прыгають.
– Галушки, – поправил царя-батюшку боярин Семен.
– Чего – галушки? – обернулся к нему царь Антип.
– Я про галушки слыхивал, будто те сами в рот прыгали.
– Бред у тебя голодный, что ль? – покрутил царь-батюшка у виска пальцем.
– То не бред – то притча.
– Да ну тебя, Потапыч, – отмахнулся от него царь Антип. – Глупости все енто. А мыслю я так…
– Голова! – опять вставил боярин Трофим, который сидел будто на иголках да ни о чем другом думать не мог, как о мечтаниях своих.
– Да погоди ты! Зарядил одно и то же. Я и слова-то молвить не успел.
– А у тебя, надёжа-царь, что ни слово, так мысль глубокая, – заискивающе брякнул боярин Трофим.
– Ан верно глаголешь, Трошка! – приосанился царь Антип и плечи старческие расправил. – Так вот вам мое слово, коли так: невестки должны будуть показать, каковы они из себя стряпухи да рукоблудницы.
– Рукодельницы, – поправил его боярин Семен Потапыч перекрестившись.
– А я чего сказал? – рассеянно глянул на него царь Антип.
– Повторить боязно да грешно, отец родной, – кхекнул в бороду боярин Семен.
– Разве? Не помню, – царь Антип задумчиво почесал ладонь пальцами, снял с головы корону, поскреб макушку и водрузил корону на место. – Послышалось тебе, чай. Так вот, пироги есть будем, кады невестки-то спекут их.
– Так это ж… – лицо у боярина Филимона сильно вытянулось.
– Чего?
– Дык… – боярин Филимон все мялся, не зная, как свою мысль выразить-изложить так, чтоб царя-батюшку не обидеть да под нагоняй новый не попасть.
– Боярин Филимон сказать хочет, – быстро смекнул Семен Потапыч в чем тут дело, – что голодом нас всех уморить хочешь, отец родной. Да во первой черед себя.
– Истинно так! – разулыбался Филимон, так все хорошо вышло: и гроза миновала, и мысль свою до царя-батюшки мудрую донес.
– Энто с чего ж, позволь спросить?
– А с того, надёжа-царь, что дочери наши не приучены работу холопскую справлять – не дело то! – пристукнул посохом боярин Семен.
– Во как! А чего ж они приучены у тебя? – прищурился царь-батюшка. – Пузо набивать да в потолок плевать?
– Знамо, на том стоим, – гордо ляпнул боярин Филимон.
– Рожать еще, – добавил боярин Трофим.
– Ишь ты! Ужо приучил?
– Э-э… о будущем мыслю, царь-батюшка, – у боярина Трофима щека так и дернулась: намекает на что царь-батюшка али так, к слову ляпнул?
– Ну-ну, мыслитель. Так энто вы что ж, мне дармоедих своих подсунуть решили, мол, пущай теперича государственные харчи жрут да в носу ковыряють?
– Не обеднеет, чай, государство-то! – буркнул, окончательно разобидевшись на царя, боярин Трофим.
– Э не-ет! – покрутил царь Антип пальцем. – Не пойдеть, господа дерьмократы. Коли у них руки из вон откендова растут… Мне и своих дармоедов хватает.
– Это ты про кого, царь-батюшка? – насторожился боярин Семен.
– Да все про них, про дармоедов-то. В общем, пустое все это, – царь Антип прошел к трону, взобрался на него, смерил бояр думских решительным взглядом и посохом пристукнул. – Будет так, как сказывал. Нет пирогов – нет свадьбы!
– А… – поднял руку боярин Филимон.