Тризна по князю Рюрику. Кровь за кровь! (сборник)
Шрифт:
— На всё твоя воля… — прошептала Риона.
— Моя! — воскликнул Олег. — А не господина твоего распятого! Моя воля. Хочу — казни предам. Хочу — помилую. Ты в глаза дочери посмотри, дочери Рюрика убиенного! Милосердие? Заповеди?! Врёте сами себе — вы ещё худшие варвары, чем мы!
Силкисив непонимающе глянула на Олега. Обычно невозмутимый, даже холодный, сейчас он светился праведным гневом, готовый испепелить, изничтожить несчастную Риону, вся провинность которой лишь в том, что почитает иного вседержителя, в том, что родила дочку, но не наследника.
Риона побледнела, перекрестилась, потом всплеснула руками — но горькие предательские слёзы потекли по впалым щекам.
— Признавайся же, как в исповедальне попу, с кем супротив великого князя и жены его умышляла! — прорычал Олег, подступая к Рионе, тщетно пытавшейся скрыть очи за тонкими перстами. — Рассказывай, как с ворогом сносилась. Сама не выдашь — поверенная твоя всё на дыбе изложит, в том не сомневайся!
— Всех оставшихся в городе скоттов мы… пересчитали, — встрял Гудмунд. — Одного не хватает, монаха, что был при княгине. Говорят, что с Розмичем отбыл на Жедановой лодье.
— Это святой человек, он ни в чём не виновен! — заступилась княгиня за Ултена. — Да и вся моя вина лишь в том, Одд, что ты меня не любишь и не любил никогда.
Силкисив покраснела и поднялась.
— Это не для меня, Олег! Вы уж как-нибудь сами тут… разреши мне уйти.
— А о том, кто моего друга и отца твоего потравил, знать не желаешь? — спросил он, бледный, как сама смерть. — Гудмунд, прикажи, пусть приведут пленника. И Мизгиря пригласи. Он, чую, уже внизу дожидается.
Мизгирь вошёл первым, поклонился поясно Олегу с Гудмундом. Положил поклон и жёнам княжеским. Силкисив не была столь надменной, как Риона, и благосклонно кивнула волхву.
Олег указал ему, чтобы встал по левую руку. За правым плечом высился брат. Женщины оставались в глубине горницы, но смотрели во все глаза.
Два могучих варяга втолкнули в комнату босоногого пленника, с заведёнными за спину и там связанными руками. Бросили на колени перед князем.
Гудмунд сделал знак, чтобы воины вышли, ибо ничего боле от них не требовалось.
— Княгиня! Знаешь ли сего юношу? — спросил Олег, не оборачиваясь.
Пленник был облачён в длинную льняную рубаху, расшитую, как это принято у корелы. Ворот разодран, но на шее осталась нетронутой обережная лента, поблёскивающая драгоценными пластинками. Когда вязали — снять не посмели, знали, что внутри, под тканью, зашита береста с сильными словами. И кто ту ленту сорвёт, может нехорошей смертью помереть.
— Нет, он мне неведом, — отозвалась Риона, даже не взглянув в сторону пленника.
— А тебе, — обратился Олег к узнику, — ведома ль княгиня?
Тот посмотрел на князя пустыми, бесцветными глазами, но ничего не ответил.
— Гляди-ка, язык прикусил, — усмехнулся Гудмунд. — А у катов такой руганью сыпал, что и у них уши завяли. Речь нашу он разумеет. Прикидывается.
— Так у меня есть чем ему развязать язык, — молвил Олег и повернулся к волхву.
Мизгирь уже держал в руках тряпицу, он тут же начал разворачивать её и извлёк на свет нож в длинном тёмном берестяном чехле. Рукоять, как видно, была дорогая, костяная.
— Знакомая вещица?
Юноша зло посмотрел на мучителей, но снова промолчал.
— Делай своё дело, волхв, — вздохнул Олег.
Риона вскрикнула.
— Боже Всевышний! Прости ему грехи… — запричитала она.
Силкисив осталась невозмутима, хотя даже измождённое лицо пленника показалось ей знакомым. Но она объяснила это для себя тем, что многие иноплеменные вожди нет-нет да стекались к Рюрикову двору. Вдруг и этот был среди какого посольства. «Надо будет мужу сказать», — решила Силкисив.
Мизгирь в два шага очутился возле пленника, сверкнул клинок. А когда отпрянул, все углядели, что через плечо узника пролегла длинная кровавая полоса.
— Проклятый старик! — взвыл юноша и постарался зубами достать волхва, но тот быстро отдалился, и пленник повалился на пол. Извернулся, приподнялся на колено. Но вскочить не успел.
Гудмунд был проворнее, он оказался за спиной врага и ухватил силящегося подняться пленника за волосы, рванул вниз и обнажил горло, хоть режь под кадык.
— Погоди, — Олег поднял длань. — Ему и так недолго осталось. Если за ум не возьмётся.
— Как так? — не понял Гудмунд, всё ещё удерживая пленника за гриву волос.
— Он знает, — князь указал на пленного и поднялся со своего места.
Мизгирь протянул Олегу уже зачехлённый нож. Князь шагнул к преступнику.
— Не мучай его! Лучше сразу убей! — воскликнула Риона на известном им наречии, вскочила, шагнула к мужу, но потупилась, едва встретила полный ненависти взгляд Силкисив.
— И ты, стало быть, ведаешь? — обратился князь к старшей жене.
— Ведаю, что ты очень жесток! В чём ты винишь этого юношу?! Что тебе сделала я?!!
Мизгирь непонимающе смотрел на северян, эту речь он не разумел. Олег, заметив его растерянность, пояснил по-словенски:
— Жалеет. Ещё молится своему распятому богу. Просит, чтобы я избавил убийцу Рюрика от страданий. Как считаешь, волхв, знает ли княгиня, каковы будут эти страдания?!
— Знаешь ведь! Она знает! — сквозь зубы прошипела Силкисив и сжала кулачки.