Трое и весна
Шрифт:
У Славки даже дыхание перехватило. А может, ему стать моряком? Все время быть среди этой синевы, качаться на её волнах, слышать крик чаек, чувствуя себя сильным и могучим… И тут же сам себя упрекнул и даже выругал: «Вот те и на… перекати-поле. Как Шевро. То в пограничники собрался, то увидел корабли и в моряки разбежался…»
Госпиталь искал долго, даже понервничал немного. Нет, люди, у которых он спрашивал, не отмахивались, они задумчиво щурили глаза и разводили руками. Славка удивился: как это не знать своего города? Его разбуди среди
Наконец встретился какой-то майор. Он очень спешил, однако остановился, начал быстро объяснять. А когда понял, что Славке одному не разыскать, посмотрел на часы, махнул рукой и почти бегом довёл его до госпиталя. И Славке с велосипедом пришлось бежать. Должно быть, выглядели они забавно — размашисто шагающий военный, а за ним мальчишка с велосипедом бежит — прохожие оглядывались, улыбались.
Когда, затаив дыхание, подходил к дверям госпиталя, Славка вдруг подумал: «И с какой это стати всем знать, где военный госпиталь? Глядишь, и какой-нибудь шпион разведает… а там же люди лежат…» Огляделся и облегчённо улыбнулся — вон ходят военные, наверно, охраняют госпиталь. Не проникнет туда никакой шпион.
Возле дверей стоял доктор в халате. Славка облизал сразу пересохшие губы, спросил хрипло:
— Вы не подскажете, где лежит мой брат Михайла, пограничник?
Доктор совсем не удивился, что мальчик не назвал фамилии, подал ему руку с острым, не очень приятным запахом.
— Хорошо, что ты приехал. Я — Соколов. А ты Слава, не так ли? Пошли.
— Ему… очень?.. — с трудом спросил Славка, когда они торопливо шли по коридору.
Доктор быстро взглянул на него, подумал с минутку. И сказал:
— Надеюсь, что кризис прошёл. А вчера, после операции, было очень плохо… Уже и не верили… Вот я и дал телеграмму.
Когда остановились у высокой двери палаты, Славка тронул доктора за локоть.
— Дяденька Соколов, Михайла на границе… нарушители ранили? Об этом его, наверно, не нужно спрашивать? Пока…
Соколов ласково посмотрел на мальчика, взлохматил его волосы рукой.
— Молодец, соображаешь. Тоже будешь пограничником?
— А кем же ещё? — сказал, будто дал клятву перед человеком, спасшим его брата.
— Там, это я точно знаю. Но при каких обстоятельствах — мне неизвестно. Только слышал, как говорил сопровождающий, который привёз твоего брата, что Михайла — герой, совершил подвиг, его к награде представят. И ещё просил сделать все, что возможно. Мы сделали.
— Спасибо вам, — обеими руками пожал ладонь доктора Славка.
Вошёл в палату и сразу увидел Михайлу, хотя он лежал в углу у окна, весь замотанный бинтами. Точнее, увидел глаза Михайлы. Они заблестели такой радостью, что Славка опрометью бросился к брату, поцеловал в незабинтованную щеку. С большим трудом удалось сдержать слезы, подступившие к глазам… Чтобы не дать им воли, быстро заговорил:
— Здравствуй, Миша! Ну как ты? Ты чего улёгся? На улице такая теплынь… Кур никак не загонишь на насест…
Слова приходили на язык совсем не те. По дороге он приготовил другие. А стал говорить те, что мать говорила ему, Славке, когда заболевал и его укладывали в постель. А он же хотел сказать, что брат — герой, что все очень волнуются, желают быстрого выздоровления… Растерянно взглянул на доктора — вот пустомеля. А он подмигивает: мол, все правильно.
Славка опять повернулся к Михайле. И у того повлажнели глаза, как будто он очутился в родном селе.
— Тебе все привет передают. Я гостинцев привёз, — дрожащими руками открыл портфель. — Правда, хлеб не весь довёз, по пути попался голодный пёс, так я ему бросил немного, а яблоки, груши, сало целы. Вот попробуй, как все вкусно…
И запнулся — рот у Михайлы перевязанный, только щёлку оставили.
— А… мама… Где мама?.. — хрипло.
— Она поехала в Косинку проведать больную тётю. Обещала вернуться сегодня после обеда.
— И ты… один? Как? — Глаза брата сделались тревожными!
Славке хотелось признаться, что приехал на велосипеде, что страхов он натерпелся. Но ведь брата нельзя волновать ни капельки. Быстро обернулся к доктору, который видел, как он вёл велосипед, тот понял Славку, подмигнул. И, не глядя Михайле в глаза, Слава ответил: — Да… в колхозе, когда услышали про телеграмму, немедленно машину дали. Матери тоже дадут…
Славка вскочил.
— Ой, дяденька Соколов, который час?
Десять.
— Миша, — с просительной нежностью посмотрел на брата, — ты извини, мне нужно возвращаться. Представляешь: приезжает мама, а меня нет дома, а соседи скажут про телеграмму… Ты же знаешь нашу маму…
У брата на глазах появились слезы.
— Знаю… Поезжай, брат. И возвращайтесь вдвоём… быстрее… Спасибо… что ты у меня… такой.
Хотя доктор кричал ему с крыльца, чтобы подождал, скоро больничная машина приедет, Славка махнул рукой, вскочил на велосипед. Когда она ещё приедет, глядишь, мотор заглохнет, а он быстро домчится до дому. Увидел же брата живым. Он вылечится и обязательно опять будет на границе. Потом и Славка придёт ему на помощь.
Пёс сидел на том же месте, где его оставил Славка. Неужели вот так ждал всю ночь и половину дня?
— Здорово! — крикнул Славка, будто приятелю. — Брат живой, только сильно раненный. А Соколов знаешь какой доктор! Во! — Он поднял палец вверх.
Пёс будто понял его радость, подпрыгнул, гавкнул, завилял хвостом.
— Ну что, пойдёшь со мной?.. Пойдёшь?.. Тогда айда. Дорога дальняя, мы с тобой дома наедимся вволю.
И почувствовал, до чего же он голоден.
— Выдержишь, а? Нужно выдержать. Может, я из тебя пограничную овчарку сделаю. — Славка прищурился. — А что — ты большой, быстрый, умный. Откормлю, отмою, отличным сторожевым псом станешь.