Трое и весна
Шрифт:
Василёк молча показал ей кулак.
Сестрёнка не унималась:
— Думаешь у меня списать? Бери разгон с горы Черепановки!
Василёк рассердился:
— Не тявкай, а то я тебе…
Сестрёнка словно бы обрадовалась его угрозе:
— А что будет, что будет? Вот когда я маме про твой футбол расскажу, тогда будет! Но только не мне, а тебе!
Василёк засопел. Уж если Тамара расскажет маме, что он каждый день гонял в футбол, не прочитал ни одной книжки, не помогал ей убирать квартиру, когда достанет с антресолей его разбитые вдрызг в футбольных сражениях ботинки…
Что делать?
И
— Мне, конечно, здорово попадёт. Ну, если так, останусь дома, пусть играют без меня. Ох и задаваться будут соседи, если накидают нам мячей полные ворота!
Тамара захлопала глазами.
— Ты что, взаправду решил остаться дома и писать сочинение? — удивлённо спросила она.
Василёк развёл руками.
— Взаправду. Само же сочинение не напишется…
— И подведёшь нашу команду? — Глаза у неё совсем округлились.
— И подведу, — эхом отозвался Василёк.
Тамара вскочила с дивана.
— Вот что, — решительно сказала она, — иди играй, я за тебя напишу. Моё уже готово. Сейчас приберу в квартире, начищу картошки и возьмусь.
— Да спасибо, но как-то неудобно… — отвёл глаза Василёк, чтоб не выдать своей радости.
— Иди, иди, футболист несчастный, — подтолкнула его сестра. — Только смотри, — потрясла она обоими кулачками, — не лови ворон на площадке!
Василька как ветром сдуло.
А Тамара, покончив с домашними хлопотами, села за стол. Она надолго задумалась — о чем же — писать? Когда бралась за своё сочинение, не приходилось ломать голову. Она трижды ходила в кино, была с подружками в зоопарке, в цирке, прочитала пять книжек и по дому помогала маме. А Василёк только играл в футбол… Придётся, наверно, об этом и написать.
Александра Ивановна очень не любит неправды. У неё даже слезы выступают на глазах, если кто-нибудь её обманывает. Но если все дни один футбол??? Как же будет стыдно читать такое сочинение! А ей придётся краснеть за брата.
Тамара встала, подошла к клетке, где сидели попугаи Геля и Толя. Смотрела невидяще на них, а мысли её вертелись все вокруг одного и того же — как же написать сочинение за брата?
Толя повернул голову, глянул на неё одним глазом и вдруг сказал: «Добр-рый день!»
Чего это сегодня он во второй раз здоровается? Удивлённо посмотрела она на попугайчика, а он все жмурит око, будто хочет сказать: а ну, подумай хорошенько…
И у Тамары вдруг прояснилось в голове. Волчком крутнулась на месте, кинулась к столу, мигом схватила ручку. Спасибо тебе, Толя!
Ручка бойко побежала по бумаге.
«У меня были прекрасные, весёлые каникулы. Где только я не побывал!.. Но хочу рассказать лишь про один день.
Утром я проснулся, умылся, надел платье и хотел идти к подруге, мы договорились поехать в зоопарк. Но тут меня позвали друзья играть в футбол против команды соседнего дома. Я заколебался очень хотелось увидеть слона, которого недавно привезли в наш город из самой Индии, но и поиграть охота, постоять за честь нашего дома! Я решительно сказал: «Оля, не пойду в зоопарк, буду играть в футбол».
Я снял платье, надел джинсы, косы спрятал под шапочку, чтоб мальчишки не дёргали, и выбежал во двор. Ох и дали мы жару соседям! Я так гонял, что косы из-под шапки выбились!»
Тамара хотела описать игру, ведь она видела несколько матчей из окна, но тут со двора долетел такой радостный крик, что она бросила ручку и стала одеваться. Наши выигрывают, надо пойти поболеть. На пороге остановилась, подумала не мало ли написала. Да нет, наверно, хватит. Вот только не забыть проверить, чтоб не было ошибок…
Василёк, не прочитав, сунул утром сочинение в портфель и, довольный, подумал: «Какой же удачный был вчера день. Выиграли у соседей, Тамара сочинение написала. Молодец она у меня! Глядишь, Александра Ивановна и на пятёрку расщедрится».
И с лёгким сердцем пошёл в школу.
Цветы для мамы
1
Летний день такой долгий! Даже солнце устаёт светить и, клонясь к закату, утомлённо смежает покрасневшие лучистые веки.
Когда солнце наконец спрячется за туманный горизонт, из сумеречных лесов крадучись приходит вечер. Мягкий, прозрачный и тихий, он застаёт трёх девочек из санатория возле ручья, тёмного и очень глубокого на вид.
Воспитательница Ольга Максимовна хорошо знает, что ручей-то на самом деле мелкий, там воды — лягушке до макушки… Это почерневшие веточки осели на дно, вот он и пугает бездонностью. Однако она запрещает подружкам сидеть здесь, на низком сыром бережку. Особенно вечером, когда над ручьём поднимается белая тучка тумана и неспешно плывёт над водой, опутывая своей паутиной прибрежные лозы.
Но разве воспитательница может уследить за всеми извилистыми берегами? Раздвигая стену хмурых дубов, ручей весело бежит дальше белым березняком, петляет меж звонких сосновых стволов и вливается в маленькое лесное озеро.
Конечно, там, где девочки раньше облюбовали местечко, благодать: мягкая низенькая травка, а чуть поодаль полукругом стоят берёзки и торопливо шепчутся с шаловливым ветерком. А тут, куда они спрятались от Ольги Максимовны, к ручью подступают упругие заросли ивняка, жёсткая и грубая осока; здесь вымахали здоровенные чертополохи, высоченная крапива, злющая, как тысяча ос. Но все это колющее, режущее, жалящее лесное царство только в первый день сердилось, не хотело уступать. А когда его хорошенько похлестали прутьями, потоптали ногами, то и на этом диком, необжитом бережку стало не хуже, чем там, куда запрещает ходить Ольга Максимовна.
А может, и лучше. Таинственней. Сюда не долетает ни звука. Только слышно, как сосны ловят кронами ветер, а он шумно вырывается из их объятий и летит дальше. А небо смотрит сверху белёсыми очами-тучками в зеркальную воду.
Вода — холодная, свежая, настоянная на цветах и смолистой хвое, — тычет и не тычет. И кажется порой, что это стекло, по которому то и дело скользят паучки, а опустишь в ручей ноги — их поглаживает, ласкает течение.
Девочки сидят молча и думают. О чем — и сами толком не знают. В душе у каждой столько всего, что вряд ли расскажешь словами. А может, и не нужны слова? Может, лучше просто сидеть и смотреть на тихую воду, в которой опрокинулось небо, деревья, кусты? Тогда и на душе становится мирно, и тихо, и светло от мечты, уносящей тебя за собой.