Трое (Из огня и крови)
Шрифт:
Он натянул свитер, брюки, ботинки и дождевик. Дело необходимо завершить, и время для того пришло. Сунув в карман ключи от кладовой, он открыл дверь каюты и вышел. Двигаясь по проходу, он решил: в крайнем случае, скажу, что мне не спится и я пошел проверить наличие запчастей.
Открыв дверь в кладовую, он включил свет и, войдя, плотно задраил за собой двери. Вокруг него лежали на полках и валялись в кучах запчасти к двигателю – прокладки, сальники, клапаны, кабели, крепеж, фильтры… будь в наличии блок цилиндров, тут можно было бы найти все, чтобы собрать полный двигатель.
Запасной масляный насос он
Теперь предстояла самая ответственная часть операции.
– …мне не спалось, сэр, и я прошел проверить набор запчастей.
– Все ли в порядке?
– Да, сэр.
– А что это у вас под мышкой?
– Бутылка виски, сэр. И печенье, что мне прислала матушка. Запасной масляный насос, сэр, который я собираюсь выкинуть за борт…
Открыв дверь кладовки, он выглянул из нее.
Никого.
Потушив свет, он вышел, прикрыл за собой дверь и запер ее. По трапу поднялся на палубу.
Никого.
По-прежнему дождило. Он различал перед собой пространство только на несколько ярдов, что его как нельзя больше устраивало – значит, остальные тоже ничего не увидят.
По палубе прошел до кормового свеса, перегнулся через леер фальшборта, кинул масляный насос в море, повернулся и едва не наткнулся на кого-то.
«Печенье, которое мне прислала матушка…»
– Кто тут? – с акцентом спросил чей-то голос.
– Механик. А вы? – При этих словах Коха человек повернулся, и его профиль стал виден в свете, падающем с палубы; Кох узнал коренастую фигуру и носатую физиономию радиста.
– Не спится, – сказал тот. – И я, м-м-м… вышел подышать воздухом.
Он смущен так же, как и я, подумал Кох. Интересно, почему?
– Паршивая ночка, – сказал Кох. – Я к себе.
– Спокойной ночи.
Перешагнув комингс, Кох спустился к себе в каюту. Странный тип, этот радист. Он не из постоянного состава команды. Его взяли в Кардиффе, когда настоящий радист сломал себе ногу. Как и Кох, он был чужаком здесь. Слава Богу, что наткнулся на него, а не на кого-то другого.
Оказавшись в каюте, Дитер стянул мокрую одежду и забрался в койку. Он понимал, что заснуть ему не удастся. План на завтрашний день был полностью проработан, не имело смысла обдумывать его еще раз, и поэтому он попытался вызвать в памяти другие воспоминания: о матери, которая делала лучший картофельный кугель в мире, о своей невесте, у которой самая умная головка в мире, об отце, который сейчас лежал в больнице в Тель-Авиве, о самой лучшей стереоустановке, которую он обязательно купит, когда ему заплатят за это задание, о своей прекрасной квартире в Хайфе, о детях, которые у него появятся и которые будут расти в Израиле, свободном от войн.
Встав через пару часов, он пошел в камбуз за чашкой кофе. Кок уже был здесь, стоя по щиколотку в воде, жарил бекон для команды.
– Паршивая погода, – сказал Кох.
– Будет еще хуже.
Выпив чашку, Кох наполнил еще одну и поднялся с ней на мостик. Первый
– Доброе утро.
– Не совсем доброе, – ответил первый помощник, вглядываясь сквозь завесу дождя.
– Хотите кофе?
– Весьма любезно с вашей стороны. Спасибо.
Кох протянул ему кружку.
– Где мы?
– Вот здесь. – Вахтенный показал ему их положение по карте. – Идем точно по расписанию, несмотря на погоду.
Кох кивнул. Это означало, что через пятнадцать минут он должен остановить судно.
– До встречи, – сказал он и, оставив мостик, спустился вниз в машинное отделение.
Напарник его был на месте и выглядел свежим и отдохнувшим, словно отменно выспался во время ночной вахты.
– Как давление масла? – спросил его Кох.
– Стабильное.
– Вчера оно немного плясало.
– Ну, ночью не было оснований для беспокойства, – сказал второй механик. Он говорил с излишней уверенностью, так как боялся обвинений, что заснул в то время, когда стрелка плясала.
– Отлично. Может, в подаче масла все наладилось само собой. Будешь идти к себе, подними Ларсена.
– Хорошо.
– Спокойной ночи.
Второй ушел, а Кох приступил к делу.
Показатель давления масла находился среди прочих датчиков в задней части двигателя. Он был врезан в панель тонкого металла, окрашенную в матово-черный цвет и закрепленную четырьмя винтами. Пустив в ход большую отвертку, Кох открутил их и снял защитный кожух. За ним находилось целое сплетение многоцветных проводов, каждый из которых нес информацию о работе той или иной части двигателя. Сменив большую отвертку на маленькую с изолированной ручкой, Кох аккуратно отсоединил один из проводов, сообщавших об уровне давления масла. Сделав несколько витков изоляционной ленты вокруг обнаженного конца провода, он пристроил его так, что лишь при очень внимательном осмотре можно было догадаться, что датчик практически бездействует. Затем он пристроил кожух на место и закрепил его теми же четырьмя винтами.
Когда вернулся Ларсен, Кох смазывал вращающиеся части.
– Может быть, я этим займусь, сэр? – Смазка была обязанностью Ларсена.
– Я уже все сделал, – сказал Кох, ставя канистру на ее обычное место.
Ларсен протер глаза и закурил. Мельком глянув на циферблаты, он присмотрелся к ним повнимательнее и крикнул:
– Сэр! Давление масла на нуле!
– На нуле?
– Да!
– Стоп машина!
– Есть, есть, сэр!
Без подачи масла трущиеся и вращающиеся части двигателя быстро разогреваются до точки плавления, отдельные детали сварятся между собой, и двигатель остановится, да так, что его невозможно будет снова запустить. Опасность отсутствия масла была так велика, что Ларсен имел полное право и самому остановить двигатель, не обращаясь к Коху.
Все обитатели судна услышали, как двигатель смолк, и «Копарелли» безвольно качнулся на волне; даже сменившиеся с ночной вахты, которые спали в своих каютах, обеспокоились сквозь сон наступившим затишьем и проснулись. Еще до того, как двигатель окончательно остановился, по переговорной трубе сверху донесся голос первого помощника.
– Говорит мостик! Что у вас там внизу?
Кох приблизил губы к раструбу.
– Внезапное падение давления масла.
– Есть ли ясность, в чем дело?