Трое неизвестных
Шрифт:
Ехали, ржали, Шардаков очень хотел и боялся поймать взгляд Машкаловой, предпочитал быть настороже, выглядывать возможных соперников в толпе соучеников. Кажется, никто не претендовал на эту роль. Что было очень странно. Алка сама, конечно, тоже не глядела в сторону здорового, но, несмотря на бразильские джинсы и красно-белый роскошный шарф, затрапезного парня.
Приехали, расположились.
Пошли выбирать себе снаряжение, ведра, корзинки. В том смысле, что не сразу уселись пить винище.
Шардаков старался держаться поближе к
Был благодарный взгляд. Ничего больше. Команда кое-как двинулась дальше, но Шардаков шепнул себе тихо: «Лед тронулся!»
Вечером был съеден типичный советский ужин, не вызывающий никаких чувств, и толпа уселась в общей гостиной у грубого чугунного камина. Не запомнилось, кто именно, Шардаков еще не осмелел до такой степени, предложил «выпить винца», и предложение вызвало радостный ропот.
Сходил за одной из своих бутылок и Леша.
Сидел он в противоположном конце гостиной, а когда вернулся, вдруг заметил, что освободилось местечко чуть поближе к Алке. Он тут же его занял. Предусмотрительно захваченным штопором вскрыл болгарское вино «Варна» и пустил бутылку по кругу.
Машкалова решительно отказалась от одноплеменного вина и остановила свой выбор на «Вазисубани». Шардаков решил, что все пропало. Куда он сунулся со своим грубоватым выбором, еще бутылку водки предложил!
Деликатное грузинское вино – вот что было ее выбором. Хотя кислянина редкая.
Стаканов не хватало – глотали из горла.
Обсуждали преподов: «Ах, какой душка В. П. Смирнов» и «Какие дуболомы Пухов и Власенко…»
Шардакова подкупало, что ее взгляды совершенно совпадали с его взглядами. Тем более она была в том же семинаре по текущей литературе, что и он, у того самого Смирнова.
Запасы живительной влаги быстро истощились.
Нужно было идти за очередной бутылкой. Не хотелось терять относительно удобное место. Но что делать, и он отправился за сладковатой «Тамянкой».
И судьба сыграла на его стороне.
Вернувшись, он смог занять местечко всего через одного человека от нее, от Алки. К тому же на промежуточном стуле сидела Наташа Груева, тоже болгарская переводчица, приятно опьяневшая и, кажется, посматривавшая в его сторону благосклонно.
В этот раз Машкалова отнеслась к родному вину с интересом, и даже сказала что-то забавное про него, в том смысле, что у болгар есть сто песен про красное вино и всего одна про белое. И звучит она так: «Белое вино, ну почему ты не красное?» И выпила
Появился Владимир Кириллович и сказал, что студентам пора уже укладываться в койки, чем вызвал взрыв веселья у потухшего камина.
Еще трижды Шардаков ходил в свою комнату к рюкзаку, соседа уже нашел благополучно спящим.
У них с Наташей и Аллой составился маленький кружок, они о чем-то болтали, но уже не представлялось возможным понять и запомнить, о чем именно. Шардаков чувствовал, нужен еще какой-то толчок ситуации. У него была еще бутылка водки «Выборовой» в рюкзаке, но не предлагать же водку.
Как ни странно, предложила Алка, она предложила выпить чего-нибудь «радикального», чтобы можно было последовать совету Владимира Кирилловича.
Водку пили тоже из горла.
Первой отвалилась Груева. На достаточно еще твердых ногах, но уже покачиваясь, эта полненькая болгарская переводчица удалилась в сторону кровати. Она, как оказалась, и была соседкой Машкаловой. Хрупкая Алка сумела еще сделать несколько глотков, приводя Лешу в восторг и ужас своими способностями.
А потом она предложила ему себя проводить.
Они подошли к двери их комнаты, причем спортсменка поддерживала спортсмена.
– У меня нет кофе, но все же зайдем, – сказала она.
– Зайдем, – ответил Шардаков.
Ему несколько облегчало задачу то, что внутри была уже неплохо ему знакомая Наташа. Когда они вошли, Груева храпела как Чичиков, во всю носовую завертку.
Надо сказать, что совершить то, что совершилось потом, Шардакову было легче, ввиду присутствия Груевой; если бы вместо нее храпел кто-нибудь другой, он вряд ли бы решился перейти к обниманию и сжиманию в объятиях извивающейся Аллы. Она не упорствовала, а завлекала – просто с ума сойти.
После всего он, конечно же, вынужден был ретироваться в комнату к старосте курса Сереже Казначееву, хотя ему страшно хотелось проснуться вместе с возлюбленной. Он едва дотерпел до начала завтрака и помчался в столовую, было немыслимо не видеть ее уже несколько часов. Почему-то был уверен, что она его уже поджидает.
Не поджидала. Не пришла попозже. Вообще не явилась на завтрак. Пожаловала сонная, тяжеловесная Наташа, кивнула Шардакову, ничего не сказала и забрала с собой Алкин компот.
Ну, да, мы же вчера столько выпили. Но все равно было досадно. Нельзя было отрицать – роман начался.
Шарадков вел себя так, как подсказывало ему поцарапанное жизнью сердце. Все время был рядом и все время к услугам вашим. Торил тропу после утреннего дождя, бегал за водой в киоск, с вызовом отвечал на некоторые ухмыляющиеся взгляды. Все выходило и складывалось к лучшему, несмотря на первоначальные сомнения.
Конечно, решил жениться.
Ей пока не говорил. Все же иностранка, как там у них с этим, вообще разрешено ли. В общем, был переполнен радостными разнообразными хлопотливыми мыслями.