Трое за те же деньги (сборник)
Шрифт:
— Ты посчитала, что я смогу стать нянькой, да?
— Я обещала выяснить, как ты к этому отнесешься. Они действительно влипли… — Лорен неуверенно улыбнулась. — Не обижайся, совершенно не на что. Томми — настоящий ангел.
— Точно, ты половину времени даже не будешь его замечать, — опять затараторила Марджи. — Я напишу тебе инструкции и все такое… — Она покосилась на Лорен. — Ну ладно, я оставляю вас спокойно обсудить, что к чему. Наверно, нужно было дать Лори время тебя подготовить. Френк говорит… — Она заглянула в глаза Эрла, и то, что там увидела, заставило её испуганно и криво улыбнуться. — Френк говорит, что я всегда лезу туда, куда и ангелу соваться не стоит.
— Свежая мысль. Зачем же он работает шофером, если может придумывать такие остроумные штуки? Почему не пишет для телевидения?
— Да? — пробормотала Марджи, и щеки её стали приобретать пунцовый оттенок. — Очень мило…
— Ну, а теперь прекратите. Оба, — прервала их Лорен. — Что плохого в работе шофера? Куда лучше, чем слоняться, изнывая от безделья.
— Ты права, — протянул Эрл. — Убийственно права.
— Очень сожалею, Эрл. Я не хотела, чтобы так вышло, Мапджи двинулась к выходу, пытаясь улыбкой как–то смягчить его гнев. — Я просто думала только попросить, потому что мы влипли, как говорит Лорен. Ну ладно, мне пора. Френк, наверно, уже наливает мне пиво. Всем спокойной ночи.
Когда дверь захлопнулась, Лорен поспешно заговорила:
— Нет повода злиться. Они же наши друзья. Не стоит обвинять их в том, что они просят об одолжении.
Его глаза, горевшие холодным бешенством, не отрывались от её лица.
— Так вот кем ты меня считаешь? Нянькой, да?
— Нет, Эрл, нет. Просто они соседи, и могли ожидать… Куда ты собрался?
Он уже натянул свитер прямо на голое тело, надел свой черный плащ.
— У меня есть работа, если тебя это интересует. Но только не нянькой.
— Нет, Эрл! Я не позволю…
Он отвернулся. Решение было принято. И мощной, непоколебимой поддержкой стало его бешенство.
— Найди себе другого мальчика на побегушках, — схватив записку с телевизора, Эрл бросил её под ноги Лорен. — Тебе нужно забрать серое платье у Бергера? Отлично, черт возьми. Пойди и получи. — Голос его срывался от эмоций. — Картошки захотелось? Почисти! Ты ищешь няньку отпрыску Макмилланов? Вперед! Но без меня, Лори.
Он так рассвирепел, что голос прерывался, как у ребенка, собирающегося заплакать.
— Чего ты от меня хочешь? Чтобы я шатался по улицам и даже не смел заглянуть в бар? В бар, где меня бы встретили приветливо, как прочих. Хочешь, чтобы я улыбался этой маленькой шлюшке, что живет наверху, и менял пеленки её отпрыску, пока она будет валяться во Флориде с тупым болваном драгоценным муженьком? Ты этого хочешь?
Его голос гремел все громче и громче, подстегиваемый распаляющимся неистовством.
— Так, Лори? Ты хочешь, чтобы я превратился в ничтожество? Абсолютное ничтожество?
— Я просто хотела, чтобы ты остался со мной, — в отчаянии трясла она головой. — Вот и все, Эрл, клянусь.
— Ты сама не знаешь, чего хочешь, — он тяжело переводил дух, — сама себя не знаешь, Лори. А я другой. Я знаю, что нужно делать.
Уходя, он громко хлопнул дверью. И грохот этот отозвался эхом, и причудливая лестница старого дома заходила ходуном. Лорен осталась посреди комнаты, крепко прижав руки ко рту, широко раскрытые глаза испуганно смотрели на закрывшуюся дверь. Потом она безвольно опустила руки, ещё немного постояла, медленно прошла в кухню и положила отбивную в дымящуюся сковороду.
Глава четвертая
На следующее утро в самом начале десятого Джон Ингрэм вошел в вестибюль отеля, где поселился Новак. Невысокий изящный парень лет двадцати пяти был в сером с жемчужным отливом пальто, лакированных черных туфлях и светло–серой шляпе с узкими полями, которую он лихо заломил и приспустил на лоб. Словно танцевальный ритм чувствовался в его легкой, уверенной походке, в раскованной манере движений всего тела. Он шел, как будто слушал звуки военного оркестра: голову назад, плечи прямо, каблуки отбивают четкий такт по ковру вестибюля.
В лице его было нечто лисье, а аккуратные усики усиливали впечатление, что перед вами энергичный, шустрый пройдоха, типичный для большого города. Однако общий облик не был ни жестким, ни высокомерным. Он казался скорее весельчаком, чем человеком слишком сообразительным, как если бы одет был в маскарадный костюм и понимал, что это одеяние вступает в вопиющее противоречие с его истинным образом.
Проворно миновав вестибюль, он вошел в лифт. Цветной лифтер взглянул на него с любопытством, но ничего не сказал. Когда в лифт вошла дородная белая дама лет тридцати, Ингрэм передвинулся в дальний конец кабины и снял шляпу с намеренной щепетильностью.
Всем своим поведением женщина этот жест игнорировала. Глядя сквозь Ингрэма, она ледяным, отстраненным голосом скомандовала:
— Седьмой, пожалуйста.
Ингрэм широко и елейно улыбаясь, сказал:
— Мне бы хотелось к подружке на десятку, если ты не против, парень.
Его манера обращения была пародией на униженную просьбу, защитная ирония прорывала гладь намеренно сладкого голоса. Интонация фразы то поднималась, то виновато падала.
Лифтер покосился на него, предостерегающе сверкнув глазами.
— Куда–куда? Десятый?
— Совершенно верно. Старина десятка, — Ингрэм закивал головой, елейно улыбаясь белой женщине. — «Старина большая удача ", — именно так называют её игроки. «Старина большая удача ", — Он расхохотался, хлопая шляпой по бедрам.
Женщина словно окаменела, взор её был прикован к пятну отслоившейся краски на двери лифта. Казалось, она не в своей тарелке, на щеках проступили пятна, губы сжались в тонкую, враждебную линию. Когда на седьмом этаже открылись двери, она быстро выскочила и зашагала по коридору, вихляя широченными бедрами, давая понять, что её реакция как раз посередине между глубоким смущением и не менее глубоким презрением.