Трое за те же деньги (сборник)
Шрифт:
Лифтер закрыл дверь и оглядел Ингрэма, не собираясь нажимать кнопку.
— Ну а теперь говори, кого же ты знаешь на десятом этаже? — спокойно осведомился он.
— Друг моего отца, — ответил Ингрэм, медленно и таинственно ему подмигнув. — Старинный дружок, партнер по гольфу. Папочка был тот ещё тип. Член всех приличных клубов. «Дорожный клуб», «Большая раковина», «Клуб Вильямса», «После бритья», — Ингрэм мягко засмеялся. — Причем привилегированный член. Так что давай поднимайся, парень. Поехали.
Лифтер усмехнулся Ингрэму, затем снисходительно рассмеялся и включил подъем.
— Я полагаю, ты тоже тот ещё тип. И все же здесь следи за собой. Эти женщины знают свои права и возможности. Здесь не стоит выходками черных аборигенов из джунглей смущать достойную публику.
Когда кабина остановилась на десятом этаже, Ингрэм похлопал парня по плечу:
— Не попирай закон, парень! Ни на йоту!
И зашагал было по коридору к апартаментам Новака, но после нескольких шагов умерил прыть и постарался привести свои нервы в надлежащее состояние. Нахальная самоуверенность испарилась, сгорев в горниле страха. Он вынул носовой платок и промокнул капельки пота, выступившие на лбу. " — Надо просто расслабиться, — с чувством, близким к отчаянию, подумал он. Насмешничай и болтай, притворяясь, что все это тебя не трогает. Надо выяснить как много он знает.»
Расправив плечи, он вернул носовой платок в карман роскошного синего костюма и тщательно его расправил. Приближаясь к дверям, изобразил на лице приниженную улыбку — своего рода оружие. Внушающая доверие вежливость обычно защищала его от пренебрежения и снисходительности. Поза тоже была оружием. При необходимости он мог и усилить действие этих приемов, донельзя растягивая улыбку и раболепно кивая, пока его манеры не достигали уровня смехотворного бурлеска, унижающего человеческое достоинство. Это угнетало белых и обычно заставляло их вести себя по–дурацки. Реакция на его злые шутки становилась не слишком умной. Хоть какое–то удовлетворение небольшое, но все–таки.
Держа шляпу в руке, он деликатно постучал в дверь. При звуке шагов страх вновь пронзил его, отозвавшись в груди мелкой холодной дрожью.
" — Легче, легче ", — думал он, закрепляя улыбку на губах.
Приветствие Новака абсолютно ничего ему не сказало. Они обменялись рукопожатиями, Новак его впустил и представил Ингрэма огромному краснорожему мужчине. Тот представился сам:
— Барк.
Смахивал он на боксера тяжелого веса, несколько раздобревшего от спиртного. Барк заявил:
— Рад с тобой познакомиться, Джонни, — и протянул огромную мясистую лапу.
Ингрэм почувствовал, что напряженность немного ослабла. Казалось, дела идут в лучшем виде: мило и естественно.
— Садись и чувствуй себя как дома, — сказал Новак, закуривая. Он был в белой шелковой спортивной рубашке, и густые волосы на груди выделялись резким пятном на блестящей ткани.
— Как дела?
— Просто замечательно, мистер Новак.
Ингрэм устроился на краешке стула и сдержанно улыбался. Барк забрал свою шляпу и бросил:
— Ну ладно, я спущусь за газетами. Увидимся позже, Джонни.
Ингрэм вскочил.
— Я тоже на это надеюсь, мистер Барк.
— Я не меньше, — Барк слегка улыбнулся Новаку. Когда дверь за ним закрылась, Новак сел на край кровати, слегка откинулся назад, сцепив руки на колене и перебросил сигару в уголок рта. Несколько секунд он в упор рассматривал Ингрэма, ни слова не говоря, без всякого выражения на широком смуглом лице.
— Ладно, вы знаете почему я здесь, — Ингрэм нетерпеливо взмахнул рукой. — Может, перейдем к делу, мистер Новак?
— Ты нуждаешься в деньгах. Шесть тысяч долларов. Это очень много, Джонни.
— Но вы же знаете, что я того стою. Я могу вас многим заинтересовать, мистер Новак. — Ингрэм вынул платок из кармана и промокнул влажный лоб. Вы знаете, я человек надежный. Просто я не могу получить обычный кредит, вот в чем проблема. Игроков считают людьми, не имеющими постоянной работы.
— Но я не ростовщик, Джонни.
— Да сэр, это я знаю, — Ингрэм осторожно улыбнулся. — Но мы знаем друг друга достаточно близко, и вы знаете, что я верный и нужный вам человек. Вы называете условия, и какие бы они ни были, я согласен. Двадцать процентов, тридцать — для меня не имеет значения.
Он вдруг осознал, что голос стал срываться на визг, как у напуганной девчонки, и с немалым усилием овладел собой.
— Ну так что, мистер Новак? Можете вы меня выручить?
— Для чего нужны деньги?
— Куча долгов и счета двух торговцев, которые не подают руки.
Ложь лилась легко и свободно, сопровождаемая легким смущенным хихиканьем. Непринужденная болтовня, — считал он, — наилучшим образом позволит достичь результата.
— Я никогда вовремя не платил налоги. Путался в чековых книжках и всей этой дребедени. После смерти матери у меня осталось много крупных долгов. Народ меня слегка прижимает и надоедает. Мне бы хотелось скинуть эти цепи со своей шеи. Вы же знаете, я верный человек, мистер Новак. У меня множество вещей, которые можно взять в залог. Кинокамера, отличный музыкальный центр…
Новак отрицательно покачал головой.
— Мне не нужно твое барахло, Джонни. Я не ростовщик.
— Тогда, может быть, вы согласитесь взять расписку, мистер Новак?
— Посмотрим по обстоятельствам. Но давай–ка для начала уточним исходные данные. Ладно?
Новак встал и занялся своим коктейлем. Ингрэм просто извертелся, чтобы его видеть, и следил за ним широко открытыми испуганными глазами
— Что вы имеете в виду, мистер Новак?, — выдавил он сразу севшим голосом. — Я говорю чистую правду. Клянусь.
— Брось, брось, — раздраженно прервал Новак. Он снова сел и в тяжелом молчании уставился на Ингрэма. Потом продолжил:
— Ты в отчаянном положении. Так что оставим в стороне крапленые карты.
— Я клянусь…
— У тебя серьезные неприятности с Тензелом, — голос Новака словно пресс раздавил слабый протест Ингрэма.
— Ты дал долговую расписку Биллу Турку, на шесть тысяч долларов, и не проставил дату. А он загнал её Тензелу за двадцать пять процентов. Теперь Тензел желает получить деньги, так ведь? Сегодня вечером.