Трофейная банка, разбитая на дуэли
Шрифт:
Только Лёнчик не улыбнулся. И, глядя на него, все вдруг притихли. В этой тишине вредный голос на заднем ряду произнес:
— Подумаешь. Мы такое в цирке видели.
Катя Семейкина строго возразила:
— В цирке выступают взрослые артисты. А Лёнчику восемь с половиной лет. К тому же, в цирке возможны технические хитрости, а здесь их быть не может, сами видите.
— Он подглядывать будет! — заявил тот же голос. ("Вот дурак..." — мелькнуло у Лодьки.)
Лёнчик глянул далеко в зал. Глаза его тоже казались черными.
Негромко,
— Не буду я подглядывать. Вот... — И потянул из оттопыренного кармашка на бедре черный жгут. Развернул — оказалась косынка. Лёнчик снова закрутил ее широким жгутом, повернулся к Кате:
— Завяжи, пожалуйста...
Катя старательно завязала ему глаза.
Лёнчик чуть расставил ноги в блестящих ботинках, приподнял подбородок и стал ждать.
— Есть желающие писать цифры? — громко спросила Катя Семейкина.
На переднем ряду вскочил и вперевалочку пошел на сцену толстоватый мальчишка лет двенадцати. В мохнатом коричневом свитере, похожий на медвежонка. Лесенка сцены скрипнула. Медвежонок (у него было круглое капризное лицо) сказал:
— Чем писать-то?
Катя дала ему палочку мела. Медвежонок пошел к доске. Потребовал оттуда:
— А он пусть не оборачивается.
Лёнчик и не думал оборачиваться. Мало того, он прижал к черной повязке ладони. Медвежонок застучал мелом. Из рядов сказали:
— Пиши крупнее, нам не видно.
— Пжалста... — Цифры стали больше. Закончив первый ряд, Медвежонок заговорил опять:
— Все равно он ошибется! За каждую ошибку — шалабан.
— Как тебе не стыдно, Луков! — возмутилась Катя. Но Лёнчик, не опуская ладоней, кивнул:
— Хорошо... А если ошибок не будет, шалабан тебе...
В зале засмеялись и захлопали. И Лодька захлопал. Он был уверен, что Лёнчик не ошибется,
Мел стучал, осыпая пудру, и наконец на доске от края до края вытянулись три числовых ряда — в каждом цифр по сорок.
— Хватит уж, Луков, — решила Катя. — Сам ты, небось, и десяти чисел не запомнил бы.
— А я и не брался... — недовольно откликнулся "медвежливый" Луков, но писать прекратил.
— Можно? — громко и тонко спросил Лёнчик
— Можно! — сказала Катя, и в зале тоже закричали, что можно.
Лёнчик сдернул повязку, повернулся к доске, звонко отсчитал:
— Раз! Два! Три! — отвернулся опять. Два старшеклассника, что дежурили рядом с доской, повернули ее на визгливой оси. По визгу Лёнчик понял, что опять "можно". Крутнулся на твердых каблуках, со стуком подошел к доске (он уже совсем не робел). Взял мел из толстых пальцев Лукова. На открывшейся залу чистой стороне доски начал выводить цифры. Он торопился — видимо понимал, что зрителям надоела эта затянувшаяся процедура. Впрочем, они терпеливо ждали. Через две минуты Лёнчик отдал Кате мел.
— Вот... Всё...
— Прекрасно!.. Ребята, поставьте доску ребром к залу, встаньте по одному с каждой стороны и проверяйте!
Старшеклассники так и поступили.
— Семь! — сказал тот, что читал цифры Лукова.
—
— Два!..
— Два!..
— Девять!..
— Девять!..
— Три!..
— Три!...
Сперва их голоса звучали в полной тишине. Потом стал нарастать азартный шум. Катя остановила его жестом опытного конферансье. И с этой секунды нарастало лишь молчаливое азартное напряжение.
Похоже, что все длилось около пяти минут. И наконец:
— Четыре!..
— Четыре!..
— Ноль!..
— Ноль!..
И сразу:
— Ура-а!!
— Лёнчик молодец!!
Лёнчик смущенно вытирал черной косынкой испачканные мелом ладони.
Луков с достоинством развел руками: мол, что делать, я был не прав. И собрался с тем же достоинством покинуть сцену.
— Минуточку! — Катя ухватила его за пушистый рукав. — Ты забыл про условия? Лёнчик тебе что-то должен.
Луков снова развел руками, усмехнулся. Снисходительно нагнулся к Лёнчику.
— Пжалста...
Так они стояли друг против друга, словно персонажи лесной сказки — медведь подростковых лет и черный муравей — на фоне густых берез.
Лёнчик пошевелил пальцами и отвернулся:
— Да ладно... Я не хочу.
Луков развел руками еще раз. Но похоже, что у Кати Семейкиной был к нему какой-то свой счет.
— Подожди, голубчик! Если не хочет Лёнчик, пусть щелкнет кто-нибудь другой...
— Мы так не договаривались! — завопил Луков. Может быть, излишне артистично. Но зрители в ответ завопили, что "договаривались"! В условиях ведь не было, что ставить шалабан должен обязательно Лёнчик!
— Есть желающие отвесить шал... щелчок Степе Лукову? — беспощадно спросила Семейкина. Чуть не половина зала рванулась к сцене, но поднял руку старшеклассник у доски. Высокий такой, крепкий, явно спортсмен.
— Давайте я...
— Мамочки... — выдохнул Луков, но не сделал попытки к бегству.
— У всех мамочки... — сказал старшеклассник, и Лодька вспомнил, что это, кажется цитата из Ильфа и Петрова, которых любит папа.
Старшеклассник подошел к несчастному Лукову. Помассировал кисти. Зал опять притих. Степа Луков обреченно зажмурился. Старшеклассник сложил пальцы в колечко, помахал эти колечком в воздухе, подышал на него. Луков быстро глянул одним глазом и зажмурился снова.
Конечно, большой парень пощадил несчастного Лукова. Готовился долго и зловеще, а щелкнул слегка. Но его товарищ в этот миг ахнул по доске кулаком и над сценой раскатился гул. Степа картинно подскочил. И снова — радостные крики и аплодисменты.
Катя переждала шум и объявила, что концерт окончен.
— Убирайте стулья, будут танцы!
Задним числом Лодька сообразил, что сценка с шалабаном был задумана заранее, для увеселения зрителей. Но трюк с цифрами подстроить было невозможно, способности второклассника Арцеулова сомнений не вызывали. Однако Лёнчику, видимо, не нужна была слава. Он куда-то исчез, и в тот вечер его никто больше не видел...