Троил и Крессида

Чосер Джеффри

Вам времени достанет! Да и страх

Пройдет, лишь ты до срока б не зачах!"

– "Когда же срок?" - вздохнул чуть слышным эхом

Троил; но тот лишь разразился смехом.

Здесь воротился в спальню Деифоб

И с ним Елена с жалостью во взоре;

Со стоном руку положил на лоб

Царевич, о своей припомнив хвори;

Пандар же, подозвав Крессиду, вскоре

Сказал: "Пора, племянница! Пойдем.

Благодари хозяев за прием".

Та

всех троих с учтивостью отменной

За честь благодарила - и, в ответ

Отдав поклоны, Деифоб с Еленой

Глядели с одобреньем ей вослед;

И сделавшись предметом их бесед,

Ее краса, и ум, и обхожденье -

Все вызвало похвальные сужденья.

Итак, вдова направилась домой.

Троил же, проглядев письмо, над коим

В саду трудились брат его с сестрой,

И выразив признательность обоим,

Вдруг насладиться пожелал покоем:

Его, сказал он, что-то клонит в сон,

От разговоров утомился он.

Страдальца тут облобызав, царица

Отправилась к себе; ушел и брат.

Настал черед Пандару воротиться -

И молнией примчался он назад

И до полнбчи был куда как рад

Больного болтовнёю тешить, лежа

На тюфяке соломенном у ложа.

Когда ж, замкнувши двери и врата,

Все во дворце уж третий сон глядели

И воцарилась тишь и темнота, -

Пандар, к царевичу на край постели

Присевши, разговор завел о деле

И говорил без шуток в этот раз;

Я речь его перескажу для вас.

«Мой добрый господин и брат бесценный!
–

Так начал он, - с тех пор, как ты весной,

Любви злочастной мученик смиренный,

Метался в лихорадке затяжной, -

Я сам от горя потерял покой

И не жалел ни силы, ни уменья,

Стремясь твое приблизить исцеленье.

И вот, как видишь, дело до конца

Почти довел я, потрудясь немало.

Сие не для похвального словца

Я говорю; мне хвастать не пристало:

Служа тебе, я с самого начала

Повел, увы, постыдную игру,

Какая самому не по нутру.

Для одного тебя, впервые в жизни,

Я расстарался наподобье тех,

Кто, справедливой предан укоризне,

К мужчинам водит женщин для утех!

Племяннице моей неведом грех;

И я подстроил так, что положилась

Она вполне на честь твою и милость.

Не о своей корысти, видит Бог,

Я пекся, помышлял не о награде -

Лишь о тебе: ты был совсем уж плох

И муку смертную таил во взгляде.

Но брат мой, умоляю, Бога ради,

Будь скромен: имя доброе вдовы

От ненасытной береги молвы!

Крессида

строгостью и чистотою

Известна всем; досель ничей упрек

Ей не грозил: она слыла святою!

О горе мне! Ужели я обрек

Бедняжку на позор? и как я мог?

Ей ближайший родич - о Создатель!
–

Я обошелся с нею как предатель.

Не я ль толкнул ее на этот путь,

Внушив, что всякую твою причуду

Исполнить не зазорно ей ничуть?

Едва о том прознав, меня повсюду

Ославят за коварство, как Иуду,

Несчастную навеки погубя!

Не много проку в том и для тебя.

Вот потому-то я в такой опаске

И не решусь на следующий шаг,

Не остерегши прежде от огласки

Тебя, доколь ты сам себе не враг.

Нас может погубить любой пустяк!

Прости, что повторяюсь я, но тайна

Важна в подобном деле чрезвычайно.

И впрямь немалый происходит вред

От болтовни иль хвастовства пустого:

Из книг мы знаем, сколько тяжких бед

Влечет беспечно брошенное слово;

И мудрые предания былого

Нас учат, и присловья прежних дней:

"Уменье промолчать - всего важней!"

Когда бы время я имел в достатке -

Хоть сто историй вспомнил бы подряд

Про хвастунов, чьи скверные повадки

Губительны для дам! Но, милый брат,

Ты знаешь сам, что люди говорят

О болтунах: пусть болтовня их даже

Правдива - всё порока нету гаже!

Немудрено, что длинным языкам

Все шлют проклятья. Не по их вине ли

Судьбу кляли десятки нежных дам

И сотни дев цветущих сожалели,

Что родились на свет? Когда ж на деле

Их болтовню проверить труд возьмешь -

Сейчас и видно: правды в ней на грош!

И впрямь, хвастун да лжец - одно и то же.

Вот, скажем, я кого-то полюбил,

Дав клятву той, что сердцу всех дороже,

Любовь свою таить; и все ж не скрыл

От двух иль трех друзей, что я ей мил.

Я, стало быть, хвастун - и лжец при этом:

Ведь ей солгал я, поступясь обетом!

А как назвать прикажешь болтуна,

Что всюду имя разглашает милой

И чванится успехом, хоть она

Его ничем пока не отличила

И знать его не знает! Сколь постыла

Мне эта спесь, присущая лгунам!

Не зря страшатся дамы верить нам.

Не о тебе, мой друг, само собою,

Веду я речь: ты вовсе не таков;

Да ведь не грех и людям с головою

Мотать на ус оплошки дураков.

Уж кто разумен - тот не пустослов,