Тролльхол
Шрифт:
Юхан написал снова, и на этот раз добавил к сообщению несколько снимков своего дома. Снимки удержали внимание Рин, потому что на них был не дом, а мечта.
«Ищу художника!» – взывала к ней с экрана ноутбука фраза, написанная крупными буквами. Ниже повторялся текст предыдущего сообщения о сотрудничестве и высокой оплате.
И тут Рин вспомнила, что когда-то давно рекламировала свои работы в многочисленных арт-сообществах, но потом забросила это дело, потому что реклама привлекала одну шелупонь, которая ничего не заказывала. В «личку» ломились либо всякие неадекватные личности, праздно шатающиеся по сети, либо альфонсы, а чаще всего – те, кто сам пытался что-то продать.
И тогда она перечитала текст сообщения еще раз. Некий Юхан из Швеции предлагал ей изобразить его дом за довольно внушительную плату. Рин любила рисовать дома, но не все подряд, а те, на которых лежала незримая тень их хозяев, превращавшая любые строения – будь то ветхие или роскошные, неважно – в одушевленных существ.
Дом Юхана явно стоил того, чтобы его нарисовали, и Рин согласилась обсудить условия сделки. Швед предложил для общения видеозвонок. Как выяснилось, русского языка он совсем не знал, а сообщения писал с помощью гугл-переводчика, поэтому они общались на английском. Мистер Айсберг рассказал, что этот дом был построен два века назад его прямыми предками, и сам он вырос под его крышей, но теперь обстоятельства вынуждают его переехать в другое место, и присматривать за домом у него вряд ли получится, а больше это делать некому. Дом придется продать, и он хочет увековечить память о нем на холсте.
– Фотоснимки не подойдут. Они, бесспорно, гораздо точнее передают детали, но в них слишком мало жизни и… души. Я хочу забрать с собой частичку души моего дома, поэтому важно, чтобы его образ прошел через ваше сердце. Понимаете? – Юхан, смотревший на нее с экрана ноутбука, коснулся своей мускулистой груди, обтянутой белой футболкой. У него были крепкие загорелые руки с длинными пальцами.
Рин улыбнулась. Юхан старался объяснить ей разницу между фотографией и живописью, не подозревая о том, что для нее это так же очевидно, как если бы он сравнивал гипсовую статую с живым человеком.
– Картина, написанная по фото, тоже не подойдет. Вам нужно будет приехать сюда. – Он произнес эти слова с такой опаской, будто те представляли собой не звуковые волны, а кусочки стекла, которые могли ранить Рин несмотря на огромное расстояние.
– Разумеется. Я всегда пишу с натуры, – сказала она, и швед сразу успокоился, напряжение тотчас исчезло из его пронзительно-синих глаз. Но не строгость.
Выбеленная солнцем длинная прядь выбилась из тугого пучка волос на его затылке и затрепетала на ветру. Юхан резким движением убрал ее за ухо, но она не продержалась там и секунды. Он схватил ее двумя пальцами и попытался засунуть под резинку. Раздался щелчок, и резинка отлетела в сторону. Волосы рассыпались подобно охапке пшеничных колосьев – такие же жесткие, упругие и золотистые. Ни один мускул не дрогнул на лице Юхана, как будто ничего не случилось. Мистер Айсберг в очередной раз оправдал данное ему прозвище.
Он стоял на берегу, перед своим домом. Треугольная черепичная крыша дома вонзалась острым коньком в чистое небо, а задняя стена подпирала скалу, поросшую чахлыми низкими соснами. Тогда, во время видеозвонка, Рин не разглядела на этом фоне развалин древней крепости, а, увидев позже, на фото, не придала им значения – ну, подумаешь, руины!
Теперь же, глядя на них воочию, она заметила, что некоторые отверстия в обвалившейся крепостной стене похожи на норы, а камень с внутренней стороны входов отполирован лучше, чем снаружи, хотя едва ли туда проникали дожди и ветры. Возможно, он стал гладким от частого соприкосновения с телами, покрытыми жесткой шерстью. Что, если могучие звери, вырывшие эти норы, таятся где-то поблизости и уже пустили слюну, зная, что глупой жертве с этого острова никуда не сбежать?
2. Фроя
Дверь дома распахивается, и на пороге, к великому удивлению Рин, возникает какая-то женщина, немолодая и худощавая, в льняном переднике и клетчатом длинном платье кофейного цвета.
– Здравствуйте, Арина! – громко кричит она по-английски, сияя гостеприимной улыбкой, и энергичным жестом приглашает гостью войти. У нее обветренное лицо с грубой, как у мужчины, кожей, разве что без щетины, русые, с сильной проседью, волосы и глубоко посаженные, блестящие от любопытства, глазки.
Рин в замешательстве. Ей кажется, что Юхан говорил, будто он живет один. Возникает мысль, уж не ошиблась ли она домом? Вдруг на этом острове несколько домов, и все они одинаковые? Известно ведь, что на севере Швеции целые поселения выстроены в одном стиле. Она где-то читала, что шведская традиция окрашивать наружные стены домов в красный цвет пошла с тех давних пор, когда вместо краски использовалась бычья кровь, она защищала древесину от соли и влаги. Дом Юхана тоже темно-красный, цвета подсохшей крови, но белоснежные карнизы, решетчатые оконные рамы и изящные перила крыльца придают ему невинный и опрятный вид. Но точно ли это его дом сейчас перед ней?
Продолжая приветливо улыбаться, женщина спускается с крыльца и спешит навстречу опешившей Рин. Протягивая жилистую руку, она берет у нее чемодан.
– Проходите, Арина, проходите, я давно вас поджидаю! – Незнакомка направляется было обратно к дому, но, увидев, что гостья не сдвинулась с места, останавливается и выжидающе смотрит на нее. Потом вдруг охает, смеется и, покачивая головой, сообщает:
– Извините, забыла представиться. Я Фроя, соседка. Помогаю иногда Юхану по хозяйству. Он вам не сказал? Ему пришлось срочно уехать, и он попросил меня встретить вас. Вы ведь Арина из России, художница?
– Можно просто Рин. – Рин кивает, выдавливая ответную улыбку и, следует за женщиной.
Дорожка забирает круто вверх, мелкий гравий хрустит под ногами. Грозные синевато-серые скалы отбрасывают на дом плотную тень, ее четкая граница проходит по нижней ступени крыльца. Поднимаясь, Рин ощущает, как прохлада накрывает ее и словно впитывается в тело, добавляя ему тяжести. Ей кажется, что все ее нутро мигом набрякло, как ватное одеяло, погруженное в воду. И тревога еще усиливается.
Но, перешагнув порог, Рин замирает в восхищении. Несмотря на идеальное внешнее состояние, снаружи дом выглядит значительно старше, а внутри все пространство пронизано духом новизны: ультрасовременная мебель, возможно, изготовленная по эскизам какого-нибудь модного дизайнера; прихожая и гостиная в светлых тонах, от кремового до кристально снежного, и ни пылинки вокруг. Ну, еще бы! Разве в жилище мистера Айсберга может быть иначе? Лишь яркие диванные подушки и пледы немного скрашивают монохромный интерьер, да странные огромные арты, похожие на детские каракули, вносят толику небрежности в это царство строгой безупречности.
Вспомнив свою питерскую квартиру, Рин испытывает угрызения совести. Сколько раз она давала себе слово разложить все вещи по своим местам и вывезти старый хлам, оставшийся от прежней хозяйки! Хорошо хоть, Кира забрала на хранение все ее картины, штабелями составленные вдоль стен. Подруга отвезла их к своему бойфренду, известному в Питере художнику, и тот обещал показать их каким-то влиятельным критикам из арт-тусовки. С тех пор прошло примерно полгода, и Кира об этом не вспоминала, а Рин не спрашивала. И так было понятно, что картины критиков не вдохновили.