Трон императора: История Четвертого крестового похода
Шрифт:
Но нет, я понял, что легко смогу вскарабкаться по стене, на вершине которой маячила деревянная надстройка Мурзуфла. Через несколько секунд окажусь на самой высокой точке в городе, а от пожара меня будет отделять толстый слой камня.
Бонифаций понял ход моих мыслей.
Он рявкнул по-германски короткий приказ охранникам, которых собрал, пока преследовал меня. Четверо из них разделились на пары и переплели руки, чтобы подсадить остальных на крышу, где они могли бы присоединиться к оруженосцам. Если быть точным, то среди этих «остальных» был один охранник и сам Бонифаций.
— Очень польщен, — прокричал я сверху вниз, наблюдая за маркизом, — что вам нужна такая скромная персона, как я!
Я повернулся и начал карабкаться по стене. Камень был холодный, но почти сухой. Я сунул пальцы в две маленькие щелки, подтянулся, нащупывая пальцами одной ноги выступ или выбоину. После чего приподнял вторую ногу, чтобы поискать опору, но в этот момент шум за спиной возвестил о том, что Бонифаций взобрался на крышу. И тогда, все еще прижимаясь к стене, я рискнул оглянуться.
Бонифаций не стал терять время попусту, преследуя меня, а побежал прямо к полукруглому выступу стены. Только сейчас мне стало ясно, что это не что иное, как сторожевая башня, а внутри ее — лестница. Я карабкаюсь по стенам быстро, но человек, не обремененный ношей, поднимется быстрее. Увидев, что маркиз направился к башне, я сделал вдох, спрыгнул обратно на крышу и метнулся к открытой двери башни, опередив Бонифация на две секунды. Теперь осталось выяснить, кто быстрее бегает по лестницам.
Я нырнул в темноту, Бонифаций отставал от меня всего лишь на локоть. Ступени, ступени, ступени, и вот они уже больше не каменные, а деревянные: мы оказались в надстройке — шаткой, скользкой (наверное, о господи, от крови), заваленной оружием. Того и гляди навернешься. А это что такое? Кажется, чья-то рука. Я споткнулся, но не упал, услышал, что Бонифаций тоже в этом месте чуть не навернулся. Вот и еще один пролет, и следующий, и следующий. Теперь все строение начало раскачиваться. И как только оно выдержало, не рухнуло, когда в него набились рыцари в доспехах. А потом внезапно…
…Внезапно над головой оказались звезды и жирная луна, низко нависшая над западным горизонтом. Так высоко над землей мне еще бывать не приходилось за всю мою жизнь. Так высоко парил только Христос на куполе собора Святой Софии. Ветер хлестал в лицо. Я скорее вспомнил, чем увидел или почувствовал форму надстроенных парапетов: их соорудили выступающими над водой, чтобы сбрасывать сверху на корабли камни. Начал нащупывать в темноте ограждение, нашел его и, не выпуская из рук, сделал десяток длинных шагов над колышущимися внизу тенями. Потом остановился, так как идти дальше было некуда — тупик.
Бонифаций отстал в силу возраста (на двадцать лет меня старше) и грузности. Но деваться мне было некуда, и уже через минуту он оказался рядом.
— Отдай реликвию, — с трудом проговорил он, хватая ртом воздух, — и сдавайся сам.
— Взгляните, — сказал я, тоже едва переводя дух, и указал вниз на бухту.
Один корабль ярко освещали фонари, мерцавшие от носа до кормы, а палубу заполняли люди. Корабль огромный, его борта щетинились лопатками десятков алых весел, торчавших из уключин.
Галера дожа. Вся палуба занята воинами, за исключением центра под балдахином. Но мы были слишком высоко над ним, чтобы заглянуть под парусиновую крышу. Нам были видны только сапоги сидевшего там человека.
— Это сапоги Грегора, — пояснил я сочувственным тоном. — Он успел расквасить вашему Клаудио нос и в эту минуту рассказывает Дандоло о том, что вы задумали. Нет, ошибаюсь. Он уже обо всем рассказал, глядите сами. — Я указал на баркас, приближавшийся к галере. — Это Константин Филоксенит, ему выдалась тяжелая ночь из-за всех ваших политических интриг. Дандоло призвал его к себе на корабль, чтобы объяснить без экивоков, как следует действовать, несмотря на ваш подкуп. — Перехватив взгляд Бонифация, я добавил: — Вряд ли вы отпустите меня теперь, даже если отдам вам этот чудесный реликварий.
С этими словами я засунул инкрустированное каменьями золотое темечко обратно в красный мешочек и швырнул как можно дальше. Мешочек, описав грациозную дугу под крик Бонифация, мягко шмякнулся на балдахин.
Но не успел он упасть, как маркиз уже вцепился мне в горло. Я ударил его коленом в пах, и он разжал руки. Мне удалось, опершись на него, вскарабкаться на шаткий деревянный парапет. Высоты я не боюсь, но прыжки в бездну вызывают у меня некоторые сомнения. Прямо подо мной, на расстоянии ста футов, лежали скалы, из которых поднимался город. Если упаду по прямой, то там и погибну. Описать в воздухе дугу, подобно реликварию, не удастся. Все корабли были пришвартованы плотно друг к другу (для надежности), корабль дожа стоял к берегу ближе всех. У меня был шанс упасть в воду, если бы только я смог прыгнуть как следует.
Карабкаться умею, даже вниз. С прыжками сложнее. Пришлось закрыть глаза и подпрыгнуть, почувствовав, что Бонифаций пытается схватить меня за ногу. Меня обдуло холодным ночным ветром. Время замедлило ход. Я летел вверх и вперед, а потом, как мне показалось, надолго завис в столкнувшихся воздушных потоках. И тут меня захлестнуло ощущение полной пустоты подо мной. Я начал падать, не зная, куда приземлюсь и приземлюсь ли вообще, и в эту секунду с облегчением понял, что потребность в мести окончательно меня покинула. Хотелось лишь одного — в последний раз обнять Джамилю.
69
Важный разговор прервался, когда какой-то предмет упал на балдахин; но не успел прозвучать приказ матросам взобраться по веревке и достать таинственный снаряд, как грянула еще одна неожиданность, большего масштаба — пришлось возиться со мной. Я упал в воду в ста футах от корабля. Капитан послал за мной баркас и попытался сделать так, чтобы все важные лица обо мне тут же забыли.
Мне ни разу не довелось побывать на галере Дандоло или на каком-нибудь другом корабле, сравнимом с ним по великолепию. Это было красивое, величественное судно, не похожее ни на один корабль пилигримов. Все здесь было выкрашено теплым красным цветом, на котором выделялся золотой растительный орнамент. Весь фальшборт украшала роскошная резьба. Я старался как можно больше разглядеть, пока откашливался, прочищая легкие от воды Золотого Рога. Слуга дожа набросил на меня одеяло. Во мне сразу признали недоумка-лютниста, поэтому поняли, что опасаться вражеской вылазки не стоит. Меня собирались расспросить, но решили подождать, пока вновь обрету голос. Я остался лежать на палубе, куда меня сбросили как тюк, за спиной Грегора, поэтому мне удалось подслушать конец разговора.