Трон Исиды
Шрифт:
— Ты уже не ребенок, Тимолеон. Ты взрослый мальчик, почти юноша. Тебе было любопытно посмотреть, что делает Андроник со своим мнимым дядей?
— Я и так знаю. Он мне рассказывал.
— И все равно пошел?
Тимолеон опустил голову. Голос его стал совсем тихим.
— Я хотел увидеть.
Она медленно кивнула.
— И увидел?
— Да, мама, — едва слышно прошелестело в воздухе.
— Что ж, — начала Диона, — не буду тебя сечь. Это слишком легкое наказание. Пожалуй, я настою на том, чтобы ты снова пошел туда и рассмотрел все как следует, а потом подумал — хочешь
Тимолеон впал в настоящую панику, и его глаза стали совсем круглыми.
— Нет! Я больше не хочу туда!
— Именно поэтому я и заставлю тебя пойти.
Он упал перед ней на колени.
— Нет, мама! Нет!
— Прекрати! — оборвала его она. — Ты, кажется, испугался? Ну что уж там такого страшного? Обыкновенная клоака, помойка, куда протоптало дорожку стадо погрязших в дерьме безмозглых скотов.
— Именно поэтому — не пойду! — ответил он, достаточно жестко для такой ситуации. — Пожалуйста, мама, я не хочу туда… Я не желаю снова оказаться там. Клянусь богиней!
— Хорошо, допустим. Но что еще ты выкинешь?
Ошарашенный, он поднял на нее глаза. Диона вздохнула, не зная, плакать или смеяться.
— Ох, дитя ты мое, дитя… Какой же ты еще ребенок! Я ведь безумно испугалась, а потом так рассвирепела, что готова была убить тебя. Как Марсий узнал, куда ты пошел?
— Он встретил меня на площади, в гавани. — Тимолеон сам чуть не плакал. — Я обругал его, и он ушел. Мне никогда и в голову не пришло бы, что Марсий направиться прямо к тебе.
Диона погладила влажные кудри сына.
— Да, — промолвила она, размышляя вслух. — Кажется, я знаю, что мне делать. Тебе необходим сильный человек, который держал бы тебя в ежовых рукавицах, и проворный, чтобы поспевать за тобой. Марсий отлично с этим справится.
Тимолеон заморгал. Из уголка его глаза выкатилась слеза и побежала по щеке, но в то же время он явно был в недоумении.
— Марсий? Ты приставишь ко мне Марсия?
— Да, я отдаю его в твое распоряжение. И это еще не все. Я разрешу ему лупить тебя, если ты заслужишь.
— Мне, в общем-то, нравится Марсий… — начал было Тимолеон, но прикусил язык, видимо, не собираясь называть имена тех, кто ему нравился меньше или не нравился вовсе, например Сенмута или Дарайявахауша. Эти двое были весьма неуступчивы и вечно привязаны к дому. И они не такие сильные, как Марсий, а уж о сообразительности и говорить не приходится.
Диона погладила сына по щеке. Он не отстранился, как обычно случалось в последнее время, даже когда мать целовала его в лоб.
— Иди спать, дитя мое. С разгадкой твоих уловок я могу подождать до утра.
Он не улыбнулся — или улыбнулся незаметнее, чем она.
— Прости меня, мама. Я очень сожалею.
— Надеюсь, сын. — В этот момент она ему даже верила.
17
В лагере Антония у Клеопатры был свой человек — египтянин-астролог и прорицатель, не обладающий магическим даром, но необыкновенно наблюдательный и с великолепной памятью — он помнил все, что видел и слышал. Именно от него царица узнала о неприятностях в Сирии, восстании Фульвии
Клеопатра хранила их, словно величайшие редкости — как показало время, они и были таковыми. Вскоре после отплытия Антония она — получила от него письмо — набор официальных фраз, подобных тем, которые глава одного государства шлет другому правителю в знак благодарности за гостеприимство. Через своего слугу она получала послания, которые значили для нее гораздо больше. В одном из них ей сообщали, что Антоний здоров, но скучает по своей госпоже, еще недавно согревавшей его по ночам. Или писали, что Антоний болел, но нет нужды беспокоиться — он уж выздоровел, потому что крепок, как задубевшая кожа, то она вдруг узнавала, что состоялся поединок с кем-то из царевичей или других важных особ; ее мужчина вел себя как круглый дурак, говорилось в послании, и его госпоже следовало бы находиться рядом с ним, чтобы вправить ему мозги.
Однажды пришла весточка и для Дионы. Правда, не от Луция Севилия; просто гонец сообщил, что ослик ее сына по-прежнему в Тарсе и живет прямо-таки по-царски. Некоторые из горожан считают его божеством и потчуют подношениями в виде свежей травы и цветов. Диона неудержимо рассмеялась, вспомнив одно из многочисленных приключений Тимолеона. Ее смех был такой редкостью в последнее время; у нее потом еще долго болели бока, но она почувствовала себя лучше. Лучше, чем когда-либо за эти долгие месяцы.
Примерно через две недели после этого события Диона присутствовала на одном из философских диспутов царицы. Философы были именно такими, какими им и полагалось быть: бородатыми и снисходительными к своим неразумным слушателям. На сей раз философы снизошли до разговора о природе — они так и сыпали учеными фразами о повадках птиц и спорили о климатических различиях условий жизни антиподов [35] . Как раз в тот момент, когда разговор зашел об истоках и происхождении Нила, вошел гонец. Казалось, в общей суматохе его никто не заметил, и это было неудивительно. Поскольку оба философа не сходились во мнении по столь важному вопросу, диспут был не менее шумным, чем пирушки Антония, правда, не таким веселым.
35
Антиподы — жители двух диаметрально противоположных пунктов земного шара.
Клеопатра наслаждалась перепалкой ученых мужей, принимая в ней участие с энтузиазмом прирожденного философа. Однако приезд гонца был ею отмечен: блеснувшие глаза, секундная пауза в речи — вопреки всегдашнему самообладанию. Только гонцы из лагеря Антония могли появляться пред ее очи так запросто — без позволения, оглашения во всеуслышание их прибытия и сопротивления со стороны стражников. В таких случаях Клеопатра продолжала заниматься своими делами, но старалась побыстрей покончить с ними и, по возможности, скорее узнать новости.