Трон Исиды
Шрифт:
Даже Клеопатре с трудом удавалось уговорить ее забраться в бассейн. Она уверяла, что в прохладной воде Диона почувствует себя лучше, но та отказывалась, упрямо утверждая, что ей нигде не станет лучше, пока не родится ребенок.
Однако Клеопатра, с ее затейливыми речами, все же чуть-чуть отвлекала Диону от мыслей о ее раздобревшем животе. Луцию Севилию это удалось бы не хуже, но его не было дома. Вместе с Антонием он отправился в город взглянуть на новый строившийся лазарет для легионеров. Клеопатру тоже звали ехать, но она предпочла этому удовольствию тихо и мирно провести часок-другой со своей подругой.
— Чего
Диона кивнула — это было безопаснее, чем выразить свое мнение. Но вскоре не выдержала:
— Все идет так, как хочет Антоний. Даже этот пират, Секст Помпей… мертв и сожжен, и можно выкинуть его из головы. Но чего хочешь ты?
— Желания Антония — мои желания, — молвила Клеопатра спокойно, без иронии, но добавила, поймав взгляд Дионы: — Нет, я не стала благодушной! Мы — союзники, как в делах сердечных, так и в политике. Вряд ли он поступал бы так, как поступает, если бы пекся только о Риме?
— Он печется о Клеопатре. И о Риме. Но больше всего — об Антонии.
— Ну, а я в первую очередь пекусь о Клеопатре — как бы я ни была предана своему супругу. А Клеопатра — это Египет. Египту выгоден союз с римлянами.
— Этими римлянами, — подчеркнула Диона.
— Ты замужем за одним из них, — заметила Клеопатра.
— Бесспорно. Но мой муж — не царь и никогда не собирался им становиться.
— Антоний — царь настолько, насколько ему выгодно: для упрочения власти Рима — и своей собственной.
— И ты это допускаешь? Ты от этого зависишь?
— Я на этом стою.
Клеопатра поднялась — она могла позволить себе такое, когда долг не приковывал ее к трону, и прошлась по комнате, вдоль стен, украшенных великолепной мозаикой: хищные животные, птицы, могучие воды Нила, катящиеся от Нубии до дельты. Проделав путь от бегемота, прятавшегося в высокой густой траве, до ибиса, настигшего добычу, царица сказала:
— Египту нужен Антоний. Антонию нужен Египет. Они неразделимы.
— Значит, если падет Антоний, падет и Египет, — закончила Диона.
Клеопатра быстро обернулась.
— Вздор! Как может пасть Египет? Октавиан интригует и торгуется в тщетной попытке быть на равных с военной мощью Антония. Рим — колосс на глиняных ногах, сотворенный его правителями. Парфия только и ждет, чтобы мы восстали и разрушили его. Мир — наш, и мы можем лепить его, как вздумается. И мы сделаем это — обязательно сделаем. Так сказали боги.
Диона, чья богиня безмолвствовала из-за ребенка, росшего в чреве, покачала головой.
— Тогда я буду твоим хором [64] и предостерегу тебя от гордыни.
64
Хор в античный период был участником сценического действия. Во времена расцвета античной трагедии комментировал происходящее на сцене, являясь своеобразным рупором общественного мнения. Часто выступал глашатаем воли богов, предостерегая героя или напоминая о неизбежности рока.
— Ах, дорогая моя, — сказала Клеопатра с легкой иронией. —
Диона помнила и триумф Цезаря, и раба, шепчущего ему на ухо слова, которые, казалось, услышать невозможно. Но еще она видела Цезаря мертвым; видела его тело, покрытое ранами…
— Ты смертна, — подтвердила она. — Даже ты — Исида на земле. Каждое существо из плоти и крови должно умереть.
— Но некоторые умирают позже других. — Клеопатра распростерла руки. Безусловно, мы умрем, как и все люди, — но наши имена будут жить в веках.
65
Намек на изречение «MEMENTO MORI» (лат.) — «Помни о смерти».
— Как величественно, — сказала Диона и запнулась: ребенок толкнулся в животе ножкой. — Ох! Да у этой крохи ноги словно обуты в железо. Маленький легионер!
Клеопатра рассмеялась. Казалось, царица никогда не злилась, когда ее возвращали на землю — даже таким, не самым приятным образом, в частности упоминанием о легионерах. Она подошла к ложу, на котором лежала Диона.
— Можно мне?
Диона кивнула. Клеопатра положила руку на ее живот, и ребенок зашевелился, отозвавшись на прикосновение. Она улыбнулась.
— Уже скоро!
— По-моему, на этой неделе, — согласилась Диона. — Рановато — но не слишком. Помнишь, как ты ненавидела меня за то, что сама походила на бегемота, когда носила близнецов? Теперь-то ты отомщена?
Клеопатра взяла руки Дионы в свои.
— Ты — не бегемот. Рыба — куда ни шло; гладкая, холеная и откормленная. Дельфин, которому дивятся корабельщики. Дельфины — живородящие, ты знаешь? Один из моих натурфилософов видел неподалеку от Дельф дельфинью царицу в сопровождении свиты. А малыш, как только родился, поплыл за ней — сам, и запел.
— Запел?
— Так он сказал.
— Нелепые побасенки, — проворчала Диона, но улыбнулась. — Очень мило с твоей стороны развлекать меня, но ты вполне можешь заняться чем-нибудь поинтересней.
— Например, камнями для закладки больниц, или слушать бесконечную тягомотину о податях?
Диона сдалась.
— Да, наверное, это еще хуже… — вздохнула она, — но мое общество все же скучновато для царицы.
— Вряд ли я была лучше, когда носила своих, — сказала Клеопатра с едва уловимой ноткой резкости. — Позволь мне оказывать тебе хотя бы эти незначительные услуги — раз ты уж не хочешь, чтобы я послала к тебе кого-нибудь из моих женщин помочь при родах. Кстати, может, еще передумаешь?
— У Гебы настоящий талант к родовспоможению, — возразила Диона. — Я бы даже сказала — своего рода магия. Мне хватит ее с лихвой, чтобы родить плоть. А дух… разве у твоих женщин есть такая власть? Могут ли они сотворить мир вокруг ребенка богини?
— Некоторые могут, — заверила ее Клеопатра. — И лучше всех это делаю я. Ты просишь об этом меня?
— Если тебе будет угодно.
Глаза Клеопатры блеснули энтузиазмом.
— Ты трижды творила миры ради меня — неужели я не окажу ту же услугу? С радостью! С твоей стороны даже мелочно и невеликодушно — просить! — поддела ее Клеопатра.