Трон Знания. Книга 1

Рауф Такаббир

Отпрянул назад, отказываясь верить глазам. Воображение… Конечно! Всему виной разыгравшееся воображение…

Снова припал к просвету. Это самое ужасное, что он видел в жизни. У людей были искалечены стопы, словно кто-то нещадно прижигал их раскаленным железом и изощренно выворачивал пальцы.

Не в состоянии сдерживать дрожь, Адэр прижался спиной к стене. И только сейчас заметил в дальнем углу, под самой крышей, железный крюк и свисающую с него цепь.

Устремил взгляд на покрытый темными пятнами земляной пол. Втянул в себя

тошнотворный сладкий запах и вспомнил: именно так – кровью, болью и страхом – пахло от косули, угодившей под колеса его автомобиля.

Адэр знал, что нельзя поддаваться панике – она лишает способности контролировать чувства и эмоции и вынуждает действовать необдуманно. Он слышал, что в состоянии повышенного нервного напряжения нередко пробуждается защитник рассудка, который разрывает все связи с реальностью и спасает от безумия. Знал, слышал, но не воспринимал чьи-то бредовые идеи всерьез. Сейчас, взирая на засохшие пятна крови на полу и прислушиваясь к мыслям, пропитанным безудержным ужасом, Адэр стремительно погружался в состояние полного оцепенения. Перестало существовать время, исчезли звуки, испарился страх, в пустоте растворился мир.

Из ступора вывел душераздирающий крик. За ним последовал взрыв мужицкого хохота, полного желчи и яда. Адэр встрепенулся. Оказывается, уже стемнело. Сквозь проломы в крыше виднелись далекие звезды. Из щелей и дыр тянуло насыщенным влагой холодком. Шум прибоя отражался от скал многократным эхом и вызывал в задеревеневшем теле внутреннюю дрожь.

Сердце ухнуло в яму…

– Малика, – прошептал Адэр. – Ты здесь?

Всмотрелся в темноту. Разглядев силуэт лежащей на полу девушки, перевел дух. Подвигал плечами, ногами. Ощутил в мышцах болезненное покалывание вперемежку с нестерпимым жжением. Попытался пошевелить пальцами – бесполезно, запястья слишком туго стянуты.

– Малика! – вновь позвал Адэр.

Будто в ответ на его призыв проскрежетала задвижка, отворилась дверь, и ввалились двое. Один – долговязый, как веха, в рваной майке на изувеченном теле – держал горящий факел. Чадящий дым вытеснил из лачуги тошнотворные запахи.

Второй, Хлыст, – вроде бы так обращался к нему Оса, – поставил перед Адэром черепяную плошку:

– Жри.

Он уставился в черепок; на поверхности мутной жижи проблескивал, как молния, оранжевый огонь факела:

– Что?

– Лакай. Знаешь, как собачонка лакает? – Хлыст почавкал.

– Я не собачонка, – сказал Адэр и, забыв о головокружении, тошноте и затекшем теле, поднялся на ноги.

Он был на голову выше мужиков, намного шире в плечах, да и сытая жизнь обеспечила ему превосходство над голодранцами.

Хлыст сделал шаг назад:

– Ты куда это пятки намылил? – Суетливо вытащил из-за пояса кнут, указал в дальний угол лачуги. – Давай-ка туда.

Щелкая крученой веревкой перед лицом Адэра, вынудил его попятиться и вжаться в стену, покрытую крошечными каплями влаги:

– На колени!

– Я ни перед кем не встаю на колени.

– Слышь, Жердяй, какие мы гордые, – обратился Хлыст к приятелю и, перехватив кнут, со всей силой вонзил конец рукоятки Адэру в солнечное сплетение.

Задохнувшись, он осел на пол. Не успел опомниться, как сзади прогремела цепь, запястья стянуло холодное железо. Сквозь гул в ушах пробился щелчок карабина. Руки с хрустом в плечах вздернулись, вынуждая пригнуться к самой земле. В глазах потемнело.

– То, что ты важная птица, за версту видно, – словно из глубокого колодца донесся голос Хлыста. – Но мы и тебя обломаем.

– Ты еще пожалеешь, – просипел Адэр.

Хлыст ладонью похлопал его по загривку:

– Уже жалею. А сапоги у тебя будь здоров. Хороши сапоги. Слышь, Жердяй! Сапоги, говорю, что надо. Чур, мои.

– А девка, чур, моя, – откликнулся долговязый бандит.

Хлыст вернулся к Малике, ботинком придвинул к ней плошку:

– Лакай. – Толкнул носком ее в бок. – Оглохла? Жердяй! Посвети.

Приподняв факел над головой, Жердяй присел на корточки:

– А ей, похоже, хана. – Пощупал девичью ногу. – Может, отхарим, пока теплая?

Адэр дернулся, завалился вбок. Плечи и спину пронзила боль, удлиняя и скручивая связки. Подтянул к себе локти – откуда только силы взялись, – шаркнул по земле сапогами. Встав на колени, с трудом выдохнул.

Он не видел, как исчез Хлыст. Не видел лица Малики – ее загораживал сидящий на корточках Жердяй. Адэр смотрел на грязную пятерню, елозящую по смуглой девичьей коже.

Не заметил, как Хлыст ввел в лачугу Осу. Только скрип дужки вынудил бросить взгляд на бадью в чьих-то руках. Сейчас бы молить о пощаде, посулить весь мир в обмен на свободу, но Адэр смотрел, как мелко дрожат короткие мясистые пальцы, сжимая девичье колено.

Нет… он не мог этого видеть – от дыма факела слезились глаза, рваные тени, бегая по стенам, искажали действительность. И мешало мерзкое чувство, будто лапают его, а не Малику. И дрожат не эти уродливые пальцы, а трясется все его естество, противясь пошлым прикосновениям.

Сквозь вату в ушах пробивался разговор. Послушать бы – о чем говорят, но в голове тренькал чужой голос: «Только не здесь. Пожалуйста, только не здесь». Кто-то выплеснул на Малику воду. От ее кашля прорезался слух.

– Отдай ее мне, – гнусавил Жердяй. – Все равно ведь подохнет.

Оса почесал впалый живот:

– Угомонись.

– К Хлысту Ташка прибегает, а я гуся вручную гну, – продолжал Жердяй. – Надоело.

– Да цыть ты! – прикрикнул Оса. Склонился над Маликой. – Ну что? Оклемалась? Ты помирать погодь. Скажут – помрешь, а сама не вздумай.

Выхватил у Жердяя факел и вышел из лачуги.

Жердяй кинулся за ним:

– Оса! Давай ее вместе… я ведь не против.

На фоне открытого дверного проема мелькнул силуэт Хлыста, шкрябнула задвижка.