Трон Знания. Книга 1
Шрифт:
Адэр сделал круг по лачуге. Не на том человеке он срывает злость. Не на том… Но те пока недосягаемы для его гнева, а эта рядом – опороченная, покорная пошлым прихотям и грязным рукам отморозков. И те не знают, кем он является, а эта – живой свидетель его падения.
Думы о собственном позоре убивали его. Что-либо изменить он был не в силах. И откуда брать силы? После ночной прогулки «по нужде» новоиспеченные хозяева их с Маликой судьбы под хохот и улюлюканье пытались принудительно накормить его какими-то объедками. Они вталкивали вонючими пальцами ему в рот
Окатив Адэра водой, подонки повторили попытку. Его снова вырвало. Мучители не остановились, пока кто-то не принес корку хлеба, и он не проглотил кусок. Его вздернули на цепи и оставили на долгую промозглую ночь наедине с отравляющими разум мыслями.
Выныривая из кошмарных сновидений и бездонных провалов рассудка, Адэр не различал, где бред, а где явь. Видел в темноте блеск чьих-то глаз и радужную россыпь фейерверка, слышал шипящие голоса и звон хрустальных бокалов, чувствовал горячее дыхание на замерзших пальцах и прикосновение к раскаленному лбу чьих-то прохладных губ.
Когда солнце протолкнуло в щели крыши первые лучи и выгнало из лачуги клочья вязкого и липкого, как тенёта, мрака, Адэр вспомнил о Малике – после измывательств он слишком быстро и глубоко погрузился в себя и выпустил ее из виду.
Малика сидела в уголке лачуги и выглядела одинокой и брошенной.
– Как твои плечи?
Она встрепенулась, взмахнула ресницами:
– Спасибо, уже лучше.
– Скоро все закончится, Малика. Надо чуть-чуть потерпеть.
– Спасибо.
– За что ты благодаришь меня?
– За то, что рядом с вами я ничего не боюсь.
Адэр сумел подняться на ноги и встретить Хлыста, глядя ему в лицо. Нахмурившись, бандит вывел сначала на воздух Малику. Вернувшись, толкнул ее, дрожащую как осинка, к стене. Неуверенной походкой, будто чего-то опасаясь, приблизился к Адэру.
Снимая с его рук цепь, тихо произнес:
– Взбрыкнешь, и ей конец.
Адэр вышел из лачуги и невольно затаил дыхание. Боже всемилостивый! Это же Его небо – бескрайнее, синее поле, окаймленное полупрозрачными кружевами облаков. А внутри лазури васильков – Его солнце: беспощадное, раскаленное. А вокруг – Его горы, покрытые таинственной вязью, с косыми, будто срубленными вершинами. А у подножия скалы – Его море. Скрытое от взора, оно, не таясь, заявляет о своем присутствии – недовольно бормочет и угрожающе гудит. А Он намного выше моря, и между ними только небо.
В поясницу воткнулась рукоятка кнута.
– Пошел!
Адэр посмотрел через плечо в изуродованное шрамами лицо, в колючие глаза под нависшим лбом, напоминающим кривой карниз. В седых вскосмаченных волосах копошилась божья коровка – черная с красными точками. Приподняла надкрылья, расправила тонкие нежные крылышки и, подхваченная порывом ветра, исчезла в синеве. Непостижимым образом ужасное и прекрасное уживаются рядом. И это ужасное ходит по Его земле и то лишь потому, что Он разрешает ему ходить.
Хлыст опустил кнут:
– Ты чего?
Адэр отвернулся.
У входа в одну из пещер сидели на корточках двое подонков. Из бездны сознания всплыла уверенность, что невольники там, в глубине черного зева. Вдруг зашевелился зародыш подозрения – это и есть тот заброшенный прииск, о котором говорили Малика и Анатан. Всего лишь зародыш в чреве сомнений.
Адэр разглядел среди глыб молодую женщину в стареньком платье. За спиной большая котомка. В руках корзины, накрытые тряпицами. Фартук с рюшами, поникшими как лепестки увядающих цветов, съехал на бок. Из-под выгоревшей косынки выбилась дерзкая пышная прядь. При виде Хлыста худое, болезненно-бледное лицо озарила счастливая улыбка. Женщина ускорила шаг.
– Подожди, – крикнул ей Хлыст и, развязав Адэру руки, буркнул: – У тебя минута.
До позднего вечера Адэр простоял возле двери, наблюдая в щелку за бандитом и его зазнобой. Он не мог сказать сам себе, о чем думал. Он просто смотрел, как парочка, тихо воркуя, сидит у костра. Изуродованная подагрой пятерня, привыкшая держать кнут, неловко поправила загнувшийся воротничок застиранного платья, неумело затолкнула под косынку непослушную прядь. Напряженно скользнула по худенькой спине и замерла на узелке фартука. Зыркнув по сторонам, Хлыст вскочил, помог подняться своей гостье, и они исчезли из виду.
Мимо двери прошел некто в брезентовом плаще (в такую-то жару!), обдав Адэра запахом прокисшего пота и свежеиспеченного хлеба. Еще один, гибрид выродка и франта, – с обнаженным костлявым торсом, исчирканным кривыми шрамами, но зато в кепке и алом платке на шее (чем вдруг напомнил костюмера), – поставил возле костра пустые корзинки. Поворошил угли и скрылся из глаз.
Сквозь шум разгулявшегося ветра пробился счастливый смешок, послышалось довольное урчание (или это урчал сквозняк?), прошуршали камни под ботинками, и парочка появилась в свете костра, плюющего в грязно-розовый воздух раскидистые снопы искр.
К огню подсел Оса. Как только с его языка сорвалось имя подруги Хлыста – Таша, Адэр покинул наблюдательный пост возле двери. Он заполнил в памяти все выемки и пустоты, нанес последний мазок на самую жуткую картину в своей жизни. Ему уже неинтересно, что будет твориться за стенами лачуги. Его не волнует, что произойдет внутри. В нем накопилось столько ненависти, столько ярости и злости, что он перестал бояться смерти – с таким грузом на тот свет не уходят. Осталось дождаться Крикса и с помощью Тезара стереть Порубежье с лица земли.
Во времени Малика и Адэр ориентировались по тусклому свету в щелях лачуги. Ночью дрожали от холода, днем изнывали от жары. С ними никто не разговаривал. Они сами, утомленные ожиданием, не хотели ни с кем разговаривать.
Их выводили на воздух, окатывали морской водой. Насильно пичкали Адэра рыбой или хлебом, сажали на цепь. Иногда вспоминали о нем утром, иногда после полудня. Снимали с цепи и вновь забывали до позднего вечера. Малика на весь долгий день перемещалась к двери, Адэр мерил лачугу тяжелыми шагами или рассматривал в дырах облака.