Трон Знания. Книга 5
Шрифт:
— Ты кто такой? — раздалось с нижних рядов.
— Меня зовут Людвин. Я духовный отец Братства Белых Волков.
От радости Эйра чуть не подпрыгнула на стуле. Нашла! Белое пятно!
Кто-то проорал:
— Слава Волкам!
Толпа подхватила.
После событий в Рашоре о членах Братства писали в газетах, как о героях, которые два года противостояли самой опасной бандитской группировке. В тех же газетах до сих пор появляются хвалебные очерки о детских приютах, находящихся под эгидой Белых Волков.
— Бывшая секта Праведного отца, — промолвил Трой, опускаясь в кресло. — Название
— Вы же хотели уйти, — сказала Эйра, всматриваясь в фигуру духовного отца, сливающуюся с белым фоном. Прежде Людвин не одевался, как Братья.
— Посмотрю, чем закончится эта клоунада.
Толпа скандировала: «Слава Волкам!» Адэр терпеливо ждал. Это был звёздный час людей, которые сомневались, сдавались, сгибались, но в итоге выпрямились и нашли свою дорогу. Пусть насладятся этим часом в полной мере.
Ликование толпы пошло на убыль.
— Я нарушаю тайну исповеди, — проговорил Людвин и уже в тишине продолжил: — Да пусть простит меня душа, отмоленная святыми отцами и попавшая в рай. Я надеюсь, что сейчас она смотрит с небес и радуется, что я решился раскрыть её тайну, чтобы восторжествовала истина.
Из прорехи между облаками вырвался луч солнца, улёгся размытым овалом на арене. Толпа загудела.
— Чудеса, да и только, — пробормотал Трой.
— Болезни королей держатся в секрете, — произнёс Людвин. — Король — это правитель, приравненный к Богу. Негоже обсуждать народам его здоровье. Но сегодня уже прозвучало, что у мужчин рода Грассов было слабое сердце. Племянник Зервана не исключение. Ребёнок не мог поверить, что его дядя бросил страну. Он считал, что дядю убили. Ребёнок переживал о предстоящей коронации. Переживал так сильно, что накануне церемонии слёг. Ночью его сердце остановилось. Утром объявили, что советчица задушила мальчика подушкой. Человек, который был рядом с наследником в его последние часы жизни, испугался, что его уберут как ненужного свидетеля, и сбежал из Лайдары. Сменил имя и всё равно жил в страхе. И только перед ликом смерти описал в исповеди ужасные события.
— Хочу добавить, — произнёс герцог Кангушар, поднявшись. — О фальсификации фактов знал не только человек, о котором говорит духовный отец. Комиссия по установлению истины получила анкету поселенца, вырванную из гостевой книги. Эту страницу одна семья хранила как реликвию. Согласно записям советчица провела ночь перед коронацией в заезжем доме в пригороде Лайдары и выехала в пять утра. По моим расчётам, она проехала через Ворота Славы не ранее семи часов утра. Возможно, она ехала в карете, а не в открытой коляске, и поэтому на въезде в город её никто не видел. Но! В Лайдару пропускали по приглашениям и пропускам. Её должны были видеть защитники, которые проверяли документы. И именно в тот день без вести пропали трое защитников, стоявших на пропускном пункте. Это совпадение?
С трибуны донёсся голос:
— Пропал дядька моего деда. Его родным сказали, что он сменился и пошёл домой. Больше никто его не видел.
Герцог Кангушар развёл руки, как бы говоря: «Что ещё тут добавить?» И занял своё место.
«Ни черта себе заговор!» — «Это же надо было всё продумать». — «Тут не один думал, а сотни». — «С племянником понятно, ну а мальчики-климы?» — «Почему одного года рождения?» — «Нам кто-нибудь скажет?»
— Скажет, — произнёс Адэр. — Второй Святой Свидетель!
Люди на рядах вставали волной, повторяя «Святой Свидетель» и пытаясь рассмотреть человека, спускающегося по лестнице.
Эйра наклонилась, чтобы увидеть за Иштаром герцога Кангушара:
— Кто это?
— Сюрприз, — ответил он и добавил ворчливо: — Хотел взять бинокль, закрутился и забыл.
— А я даже не подумал, — отозвался маркиз Ларе, сидевший по соседству с герцогом.
Человек, облачённый в простенький костюм горожанина, ступил на арену и двинулся к центру, сжимая в руке бумаги.
— Лилиан?! — опешила Эйра.
— Ну у тебя и зрение, — хмыкнул Иштар.
Остановившись, Лилиан трижды поклонился: Адэру и обеим ложам. Закрутил головой, осматривая трибуны:
— Меня зовут Лилиан. В Ларжетае есть гостиница «Дэмор». Может, слышали?
Амфитеатр грохнул: «Да!»
— Я хозяин гостиницы. — Лилиан набрал полную грудь воздуха и, сделав паузу, изрёк: — Мой родственник изменник родины.
Публика зашумела.
— Все думают, что он изменник родины, — крикнул Лилиан с надрывом. — Но это не так! Его убрали, как ненужного свидетеля. Моя семья сто лет хранила документы. Мы знали, что он не изменник, но боялись говорить.
— Почему боялись? — прозвучало из «зала».
— Сейчас поймёте. — Лилиан затеребил бумаги. — Я прочёл в газетах, что комиссия ищет истину. И подумал: а почему нет? Почему не сейчас? Сколько можно молчать? Но я не думал, что мой родственник второй свидетель. И когда мне сказали, что он свидетель, я не поверил. А теперь послушал Первого Свидетеля и понял, что да, мой родственник Второй Свидетель.
— Лилиан! — произнёс Адэр. — Свидетельствуй от лица второго Святого Свидетеля! Пусть совесть народов Грасс-дэ-мора будет тебе судьёй.
И занял место на троне.
Лилиан прокашлялся в кулак:
— Я не писал конспект. — Потряс бумагами. — Это копии писем. Оригиналы отдавали на экспертизу. Всё честно.
— Читай! — крикнул кто-то нетерпеливый.
— Да, сейчас, сейчас, — закивал Лилиан. — Немного объясню. Мой родственник… Родной брат моей прабабки жил в Лайдаре и работал надсмотрщиком в тюрьме для предателей.
Вскинув руку, указал на дворец:
— Там, в подземелье. А моя прабабка, его сестра, жила в пригороде Ларжетая. Брат писал письма своей сестре. В них нет имён.
— Да читай уже!
— Свидетельствую от имени второго Святого Свидетеля, — сказал Лилиан и уткнулся в страницу.
«Чувствую себя дерьмом и трусом. Месяц не сплю. И жене не могу сказать. Разволнуется, молоко пропадёт. Рассуди, а? Успокой мою совесть.
К нам привезли узницу. Из наших, из климов. Молоденькая. Как ты. У нас всякие находятся, но климка впервые. Привезли как раз на моё дежурство. Пока её оформлял, думал, она прямо в приёмнике помрёт. Белая, аж жуть. И ничего не понимает. Я еле в лаз её впихнул. Закрываю решётку, а она меня за руку хвать. Я здесь по ошибке, говорит. А я ей: король не ошибается. Она удивилась так, будто приказ не зачитывали. Спрашивает: меня обвинил король? А я: он самый.