Тропа Кайманова
Шрифт:
Яков, увидев полковника Артамонова, понял, что вряд ли еще когда был так взбешен начальник отряда.
— А-а-а-а-а!.. — приветствовал он спешившихся и доложивших о прибытии офицеров. — Все в сборе, голубчики!.. Какая гвардия!.. Молодец к молодцу! От одних звезд в глазах рябит!.. А чабана потеряли!.. Ответьте мне, как это могло произойти? А?.. Ну, что скажете, соколики?.. Уважаемые товарищи начальники! Установили хоть, в каком месте нарушитель прошел?
— Так точно, товарищ полковник, установили, — уныло
— Вот за это спасибо... Теперь душа спокойна. Так где это произошло, если не запамятовали?
— В районе строений комендатуры, товарищ полковник, — тихо ответил Тимошин.
— Час от часу не легче! Совсем похвально! Значит, под носом сразу у двух комендантов! В окошко посмотрели бы и увидели, как он переходил!.. Ну уж, прошу прощения, поскольку я прибыл на Лоук-Секир, сам проверю ваш участок, в каком он состоянии. А вам, товарищи офицеры, для хорошего настроения гарантирую по десять суток и по «строгачу» в личное дело...
«Вот и схлопотал первое за всю жизнь взыскание, без вины виноватый», — подумал Яков.
Оправдываться было невозможно: нарушение границы человеком, бывшим долгое время у Фаратхана, допущенным в Лоук-Секир под личную ответственность Кайманова, можно расценивать лишь как из ряда вон выходящее ЧП.
— Товарищ полковник, разрешите... — начал было Тимошин, видимо желая предложить полковнику сесть на коня и проехать в район строений комендатуры, с тем чтобы показать место нарушения границы.
— Нет уж, дорогой майор, я весь ваш участок, всю эту долину как сказал, так и пройду ножками, чтобы знать, что здесь в конце концов происходит, за что с вас взыскивать и за что сам я получил полной мерой от начальника войск.
До самого вечера полковник Артамонов мрачнее тучи вышагивал в сопровождении офицеров вдоль границы, пройдя все заставы, разместившиеся в Лоук-Секирской долине. Лишь когда стемнело, позволил себе и офицерам комендатуры передышку. После прошедшего в полном молчании ужина приказал:
— Все по местам, кроме капитана Кайманова.
Когда они остались одни в помещении столовой, полковник отослал и повара, и дежурного по кухне.
— Разговариваю я сейчас с тобой, Яков Григорьевич, только потому, что знаю тебя давно и верю тебе до конца, несмотря ни на что. Но твой промах в Карагаче, а сейчас прорыв Ичана в Лоук-Секире требуют от тебя самых решительных действий для выполнения поставленной перед нами задачи... Если поверить «телеге», что на тебя покатили, дальше жить невозможно...
«Ну вот и началось, — подумал Яков. — То-то обрадуются Мордовцев и Клычхан с Фаратханом, увидев, как быстро все пошло по разработанному ими плану».
— Значит, добились своего Флегонт с Аббасом-Кули, — произнес Яков вслух, понимая, насколько трудно сейчас и полковнику.
— Я-то тебе верю, иначе разговаривать с тобой не стал бы, — отвечал Артамонов. — Но следователю переданы такие документы, особенно фотографии, что, конечно же, будут разбираться, поскольку обязаны дать свое заключение... Придется еще раз говорить, что вся эта история не больше, чем провокация врагов... Раз надо — скажем!.. Но этот вот случай с Ичаном! Те, кому поручено расследование, почти уверены в твоем содействии.
— Значит, смену белья и прощание с близкими, так, что ли? Спасибо, что предупредили, — сказал Яков.
— А ты что думал, орден тебе давать? — разозлился полковник. — Перед кем бравируешь? Я за тебя честью своей поручился перед начальником войск, начальник войск верит тебе, полностью отвел от тебя обвинения. А у тебя опять ЧП... Еще и гонор свой показываешь...
— Извините, товарищ полковник, — сказал Яков. Он не стал доказывать, что ЧП не у него, а у прежнего коменданта майора Тимошина.
— Но имей в виду, — продолжал Артамонов, — для всей этой публики ты — подследственный: у Мордовцева и Клычхана не должно быть подозрений, что им не удалось тебя оболгать. Сделаешь дело — все промахи простим! Не сделаешь — ставь крест на своей биографии и на моей тоже! Если под Сталинградом триста тысяч немцев в кольце, думаешь, у нас тут можно слабину допустить? Сталинградская победа — великая победа, но это еще не конец войны!
— Вы хорошо знаете, что я так не думаю, товарищ полковник, и ни от каких испытаний ради выявления резидента не отказываюсь... Кого вы еще назначили?
— Самохина. По всем данным, где-то в его зоне Атаджан видел того, кто приходил к Айгуль...
В дверь постучали. Вошел взволнованный начальник резервной заставы старший лейтенант Харитонов.
— Товарищ полковник, разрешите доложить. Замечены сигналы с той стороны.
— Какие сигналы? Где?
— В том месте, где нарушил границу приезжий чабан, коптилка мигает.
— Наряд выслали?
— Так точно. Майор Тимошин приказал ничего не предпринимать до вашего распоряжения.
Артамонов и офицеры комендатуры минут через десять были на месте.
Яков шел к линии границы вслед за начальником отряда, всецело поглощенный тем, что его ожидало. Атаджан однажды в минуту откровенности признался, что видел среди дорожных рабочих человека, на которого ему, как на опасного врага семьи, указывала мать — Айгуль. Было это сразу после того, как от отца с фронта пришло письмо, а вслед за письмом — похоронная. Атаджана возили в стройконтору и из окна проходной показали ему дорожников, когда те преходили на работу в каменоломни: ни в одном из прошедших перед ним рабочих Атаджан врага своей семьи не признал. Кайманову предстояло выяснить, со страху ли наговорил мальчишка или на самом деле на каменоломнях кто-то был...