Тропа предела
Шрифт:
ГЛАВА 3
ПОСЛЕДНИЙ ПРЕДЕЛ
1
Лейнстер, окрестности замка ДонАлен,
начало осени года 1549 от падения Трои
Было еще совсем тепло, хотя осень уже коснулась деревьев, окрасив заросшие лесом холмы вокруг ДонАлена в золотистые тона. И ветра почти не было; лишь иногда слабое дуновение его чувствовалось с
Кто скажет сейчас, седые они или все еще хранят драгоценный цвет белого золота?
Кто разглядит, светлой ли печалью или покойной радостью полна душа Владыки? Почти никто — лишь несколько старых друидов и воинов, родившихся, когда Вождь уже был в зените своей славы, — последние из тех, кто шел по Тропе Предела рядом с ним, а не вослед, — как соратники, а не как ученики его учеников. Но где они? Кто-то — в Таре, обучает молодого Верховного Короля; кто-то — при дворах Четырех Королей; кто-то — в своих замках, окруженный детьми и внуками, кто-то — у своих сокровенных святилищ.
Вождю было немного грустно сейчас: эта мягкая, светлая осень напомнила ему, что давно наступила и осень его жизни; и все же он радовался, понимая, что жил достойно, ни разу не оступившись на Тропе, и что к последнему своему Пределу подходит именно так, как должен подходить к нему Светлый.
Ему было немного грустно оставлять Ирландию, которую он страстно любил, и Фианну, которую возродил из пепла, — оставлять все это другим, молодым. И все же в этом покойном чувстве уходящего больше было радости: Ирландия процветала и была, возможно, прекрасна, как никогда; Фианна крепко стояла на ногах, слава о ее магах и воинах гремела по всей ойкумене, и ДонАлен — главный замок фениев — был прекрасен и неприступен.
Вождь отвлекся ненадолго от своих мыслей, провожая взглядом одно из бесчисленных стад Фианны, которое мальчишки и молодые воины гнали в сторону замка: солнце уже клонилось к западу.
Еще Вождю было грустно оттого, что почти все, кого он когда-то хорошо знал и любил, уже покинули этот мир, перейдя грань последнего предела. Но они — были, и они оставались в сердце старого Вождя, и потому думать о них было радостью.
Сейчас, на закате своей долгой жизни, он часто вспоминал их всех.
Ойсин сын Фьена, первый из бардов возрожденной Фианны и первый человек, вставший на Тропу Предела рядом с ним. Уже полвека прошло с тех пор, как Ойсин погиб в одной из схваток, защищая своего Вождя.
И другой Ойсин — сын самого Финна, пятнадцать лет назад уведший своих людей в сумасшедшее плавание к Островам Бессмертных и не вернувшийся.
И мать Ойсина — жена Вождя, прекрасная, как море, ласковая, как летний вечер, та, что всюду приносила с собой запах цветущих яблонь. Та, что предпочла жизнь с Финном бессмертию волшебных холмов, — точно так же, как многими десятилетиями раньше другая женщина холмов выбрала Кумала… И тоже уже ушедшая…
Финн подумал о своей матери — прекрасной женщине с зелеными глазами и копной рыжих волос, которую он видел лишь однажды, в детстве, встретив на вершине священного холма свадебный поезд великого бога Луга, — и лишь спустя многие годы понял, что это была именно она: отчасти просто чутьем, а отчасти — по туманным полунамекам жены.
…Он так отчетливо представил себе лицо матери, ее фигуру в ниспадающем широкими складками темно-зеленом платье, что поначалу даже не удивился тому, что видит детали, которые никак не мог помнить с детства. Брошь в виде золотого цветка яблони, полуохваченного снизу серебряным лунным серпом; узкий кинжал у бедра, драгоценные украшения в волосах… И лишь осознав, что видит заходящее солнце сквозь фигуру матери, он понял, что это уже не просто воспоминание, но — видение.
Муйрнэ дочь Морврана, названная сестра Луга Длинной Руки, высоко подняла голову, простерла вперед раскрытые ладони.
Дэйвнэ, мальчик мой, — услышал Вождь. — Пора!
И сразу за тем короткий порыв ветра с моря ударил в лицо Финна, принеся с собой запах соли и бесконечных водных пространств, всколыхнул полупрозрачную фигуру женщины. Видение исчезло; солнце коснулось холмов на западе, и весь пейзаж, открытый взору с того места, где сидел Финн, словно взорвался ослепительно-яркими красками: новорожденным золотом вспыхнули леса, живым багрянцем разлилась вдоль горизонта рваная полоса заката, и небо над ней высветилось синевой такой глубины, что показалось стеной сапфирового огня…
Вождь поднялся; вероятно, движение его получилось слишком резким, потому что из-за спины его перепуганной птицей вылетел сидевший неподалеку юный оруженосец, застыл перед лицом Финна.
Финн улыбнулся.
— Мальчик, беги в замок, к Коналу: срочно — белую стрелу совета по всему Острову!
— А что… — начал было мальчик, но замер под взглядом Вождя, потом с места сорвался вниз по склону, к замку.
Вождь улыбнулся ему вслед, взглянул на закат и неспеша побрел к ДонАлену.
2
Лейнстер, бухта у замка ДонАлен,
канун Самайна года 1549 от падения Трои
Корабль стоял у сложенного из огромных серых валунов мола. Корабль был невелик и немолод — собственный «морской зверь» Владыки.
Холодное серое море било в его наветренный борт, вздымая брызги и клочья пены выше привального бруса.
Светловолосый старый Вождь у изогнутого штевня поднял в приветственном жесте руки, обращаясь к собравшимся на берегу. Их были сотни — нет! тысячи: Короли и Князья на самом молу, маги и воины — у черты прибоя: многие из них стояли, не замечая, что море терзает полы их плащей; на берегу и дальше, к холмам — люди, люди… Казалось, не только ДонАлен, но весь Лейнстер, вся Ирландия, весь мир человеков собрался сегодня здесь, у серого предзимнего моря.
— Радуйтесь! — воскликнул Вождь. — Боги с нами, и Дорога открыта. Удачи всем, кто в пути!
Он шагнул к рулевому веслу, махнул рукой — двое воинов взялись за сходни, но не втянули их на борт, а сбросили на мол.
Один за другим опускались люди на берегу на колени.
— Прощай, Светлый, — тихо сказал совсем юный Верховный Король, поднимая правую руку в королевском приветствии.
На корабле вдруг засмеялись — весело, охотно, как смеются доброй шутке.