Тропинка к Пушкину, или Думы о русском самостоянии

Бухарин Анатолий

Дмитриев, конечно, публично об этом не говорил, но своим здоровым оптимизмом, верой в русского человека, в устойчивость его стремления к Богу вполне допускал, что «ненастье» русской истории пройдет. Однако, по его мнению, это будет не скоро. И надо честно признать: в те далекие семидесятые мы – негласные оппоненты советской нигилистической ортодоксии – держались только потому, что горели свечи в руках Дмитриевых.

Письма Дмитриева и встречи с ним помогали усваивать принципы научной этики историка. И все же, если определить главное, квинтэссенцию нашего общения, то оно сводится к следующему: Сергей Сергеевич открыл для меня совесть русской истории – святых православной церкви.

Он неоднократно напоминал о просьбе: найти для него сочинения св. Тихона Задонского – воронежского митрополита восемнадцатого столетия. Немало времени было потрачено на поиски заветной книги: государственный атеизм «выселил» труды православного гуманиста из типографий отечества, а старые издания у букинистов Воронежа в те времена не водились. Я терпеливо ждал господина случая и между делом по крупицам собирал исторические свидетельства

о митрополите. Правда о замечательной, светлой личности открылась мне, в первую очередь, со страниц русской классики.

Религиозно-нравственные откровения Тихона читали и высоко ценили Карамзин, Погодин, славянофилы. В последние годы жизни Иван Киреевский с увлечением участвовал в работе по изданию отечественных творений, в том числе и св. Тихона Задонского. Гоголь, как свидетельствует его переписка с А. О. Смирновой-Россет, с нетерпением ждал в Германии очередные тома сочинений преосвященного, выходившие в свет в Петербурге в первой половине сороковых годов – времени работы писателя над «Размышлениями о Божественной литургии». Лев Толстой заносит в дневник отзыв о сочинениях воронежского митрополита как о превосходных. Лесков в «Мелочах архиерейской жизни» задается вопросом: «Что ценит в архиереях русский народ?» И отвечает: «Тот самый народ, которому будто бы столь нужна пышность, узнав о таком «простом владыке», как живший в Задонске Тихон, еще при жизни этого превосходного человека оценил его дух и назвал его святым. Этот самый народ жаждал слова Тихона и слушался этого слова более, чем всяких иных словес владык пышных… Есть, однако, люди, которые утверждают, что пленительная простота, отличавшая Тихона, возможна только для епископов, отказавшихся от дел управления. Правящий епископ будто бы не может вести себя так просто – ибо «наш-де народ еще не достиг того понятия, чтобы чтить простоту» [22] .

22

Лесков Н. А. Собрание сочинений: В 6 т. – Т. 4. – М., 1993. – С. 508.

Известно: за стойкость православного гуманизма Лесков немало претерпел от «бесов нетерпения» и иже с ними, но не уставал стремиться всей душой к Богу. Исторически прав оказался все-таки Николай Семенович, а не Николай Гаврилович. Теперь, на рубеже тысячелетий, многие мои современники постигли пророческий смысл лесковского романа «Некуда», где автор страстно и убедительно развивает свою глубокую мысль художника: на Руси единственно возможно и необходимо поступательно-эволюционное совершенствование общества путем реформ. Об этом он говорит устами героя романа – доктора Розанова: «Надо испытать все мирные средства, а не подводить народ под страдания… никакими форсированными маршами… идти некуда» [23] .

23

Лесков Н. А. Собрание сочинений: В 6 т. – Т. 4. – М., 1993. – С. 509.

Набат, кровь и каннибальские призывы: «Пять миллионов вырезать, чтобы пятьдесят пять были счастливы», – Лесков отвергал с порога как сущую мерзопакость посредственностей, томящихся в ожидании геростратовой славы.

Ядро лесковского гуманизма – христианский догмат об абсолютной ценности личности и божественной природе Христа. Писатель последовательно воплощал в творчестве свою святую веру, проницательно предсказывая оскудение душ от риторических упражнений в любви к человечеству, о чем тревожится и доктор Розанов: «…желаю, чтобы необъятная ширь ваших стремлений не мешала вам, любя человечество, жалеть людей, которые вас окружают, и быть к ним поснисходительнее. Пока мы не будем считать для себя обязательным участие к каждому человеку, до тех пор все эти гуманные теории – вздор, ахинея и ложь, только вредящая делу» [24] .

24

Там же. – С. 510.

От розановских размышлений веет духом христианского гуманизма Тихона Задонского, настойчиво обращавшего внимание на любовь к ближнему:

«Ежели бы вси в свете друг друга любили, не надобно бы было ни законов, ни судов, ни казней, и ничего сим подобного, понеже всякое бы зло так удалено было, что и самое имя греха неизвестно бы было» [25] .

Велико было духовное влияние св. Тихона Задонского на семью Буниных. Мать писателя, Людмила Александровна, отличалась горячей религиозностью, характером «нежным, самоотверженным, склонным к грустным предчувствиям, к слезам и печали» [26] . В семье Буниных святой Тихон глубоко почитался, к его мощам в Задонском монастыре совершались паломничества, благо было рукой подать. После ареста старшего сына Юлия – народовольца – мать страдала, наложила на себя посты и держала их до самой смерти. Отец был сдержаннее: «Ну, арестовали, ну, увезли и, может, в Сибирь сошлют, даже наверное сошлют. Да мало ли их нынче ссылают, и почему и чем, позвольте спросить, какой-нибудь Тобольск хуже Ельца? Нельзя жить плакучей ивой! Пройдет дурное, пройдет хорошее, как сказал Тихон Задонский, – все пройдет» [27] .

25

Творение

иже во святькк отца нашего Тихона Задонского: В 5 т. – 6-е изд. – М., 1898–1899.
– Т.2. – С. 340.

26

Бунин И. А. Автобиографические заметки И Бунин И. А. Собрание сочинений: В 9 т. – Т. 9. – М., 1965–1967. – С. 256.

27

Муромцева-Бунина В. Н. Жизнь Бунина: Беседы с памятью. – М., 1989. – С. 52.

Музыка бунинской прозы зазвучала в елецком подстепье, где витает дух святого старца, где августовские звездопады зажигают огни в спелых хлебах и где звучат слова древней молитвы.

Как великую трагедию русского духа переживал Бунин разнос России в 1917 году, о чем с неизбывной болью писал и в «Жизни Арсеньева», и в «Окаянных днях». Щемящей грустью наполнены бунинские строчки о народной песне в рассказе «Косцы»: «Еще одно, говорю я, было в этой песне – это то, что хорошо знали и мы и они, эти рязанские мужики, в глубине души: что бесконечно счастливыми были мы в те дни теперь уже бесконечно далекие и невозвратимые. Ибо всему свой срок – миновала и для них сказка: отказались от нас наши древние заступ ники, разбежались рыскучие звери, разлетелись вещие птицы, свернулись самобранные скатерти, поруганы молитвы и заклятья, иссохла мать-сыра земля, иссякли животворные ключи – и настал конец, предел Божьему прощению» [28] .

28

Бунин И. А. Собрание сочинений: В 4 т. – Т. 3. – М., 1988. – С. 23.

Но все проходит: и светлая грусть, и слезы. Вечен лишь Дух Господень. Свет Его развеял тьму заблуждений России, открыв страницу великого возрождения, ибо сказано Апостолом Павлом: «Мы отовсюду притесняемы, но не стеснены… гонимы, но не оставлены; низлагаемы, но не погибаем» [29] .

Примеров глубокого нравственно-религиозного влияния Тихона Задонского на русского человека несть числа. Ярчайший из них – Федор Михайлович Достоевский.

Еще Бердяев в «Русской идее» заметил, что образ св. Тихона Задонского, бывшего христианским гуманистом в стиле восемнадцатого века [30] , сыграл огромную роль в становлении души и мастерства великого русского богоискателя-богоборца. Случайного в духовной встрече двух страстных гуманистов не было, ибо постоянной заботой Достоевского являлись поиски исторического пути русского народа, разгадка тайны русского человека. Его идеальное живое воплощение писатель открыл в задонском святом – главном герое задуманного, но не исполненного романа «Житие великого грешника», о чем говорит его письмо к Майкову:

29

Второе послание к коринфянам святого Апостола Павла / Новый Завет. – 3:13– 4:9.
–

8, 9.

30

Бердяев Н. А. Русская идея: Основные проблемы русской мысли XIX и начала XX ее. // О России и русской философской культуре. – М., 1990. – С. 223.

«Авось выведу величавую положительную святую фигуру. Это уже не Костанжогло и не немец (забыл фамилию) в Обломове. Почем мы знаем: может быть, именно Тихон-то и составляет наш русский положительный тип, который ищет наша литература, а не Лаврецкий, не Чичиков, не Рахметов. Правда, я ничего не создал, я только выставляю действительного Тихона, которого я принял в свое сердце давно с восторгом» [31] .

В очередном письме тому же адресату Достоевский делится уже более подробным планом задуманного:

31

Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений: В 30 т. – Т. 29. – Кн. 1. – М., 1986.
– С. 117.

«Главный вопрос, который проведется во всех частях, – тот самый, которым я мучился сознательно и бессознательно всю мою жизнь, – существование Божие. Хочу выставить во 2-й повести главной фигурой Тихона Задонского, конечно, под другим именем, но тоже архиерей, будет проживать в монастыре на спокое. В монастыре есть и Павел Прусский, есть и Голубов, инок Парфений (в этом мире я знаток, и монастырь русский знаю с детства)» [32] .

Этот замысел не осуществился, но в романах, увидевших свет, есть немало персонажей, высвеченных жизнью и деяниями святого Тихона: князь Мышкин, Макар Иванович Долгорукий, жена Версилова Софья Андреевна, старец Зосима, Алеша Карамазов. Все это русские люди, просветленные Спасителем. Создание галереи образов христианских гуманистов питалось из одного источника – образа Иисуса Христа, смертью смерть поправшего за грехи человеческие и ставшего вечным воплощением немеркнущей душевной красоты и надежды на торжество божественного в человеке.

32

Там же. – С. 118.