Тропинка к Пушкину, или Думы о русском самостоянии
Шрифт:
О лете же никто не сказал лучше Тютчева:
Какое лето, что за лето!Да это просто колдовство!И как, спрошу, далось нам это —Так, ни с того и ни с сего?Не для украшения рыльской страницы припоминаний вспомнил о Фете и Тютчеве. До Рыльска, до Воронежа для меня оставалось непостижимой тайной появление блестящей плеяды гениев русской литературы на ограниченном пространстве: Москва – Тула – Брянск – Орел – Тамбов – Воронеж – Курск. И какие имена! Пушкин, Лермонтов, Тютчев, Кольцов, Фет, Никитин, Тургенев, Лев Толстой, Достоевский, Куприн, Лесков, Бунин, Платонов… Не счесть цветов поэзии и музыки, дарованных миру курской землей!
Много лет подряд приезжая в древний город, любил я бродить по зеленым берегам Сейма, заросшим красноталом и бузиной, любил слушать предвечерье соловьев и созерцать вызолоченные закатом тихие плесы. И понял: если вы не сидели на спелой соломе под антоновкой, не смотрели на царственное шествие речных туманов в предвечернюю пору, не любовались через зеленую решетку листвы звездным небом, вы никогда не разгадаете тайны поэзии.
Да, можно иметь высочайшую культуру, писать толстые, умные книги о поэтике, но если в вас не заговорила громко кровь предков, вы останетесь блестящим, тонким, но холодным, как лед, пленником головного начала. Поэзия начинается с чувства, и постижение ее немыслимо без чувств.
То же самое – с историей. И здесь постижение начинается с голоса крови – с любви к родному пределу, к отчему наследию.
Незаметно, как бы невзначай, Мария Николаевна летним вечером (на парадном крылечке) или зимним часом (за чаем) припоминала и рассказывала о старом житье-бытье: о свадьбах и крестинах, о праздниках и ярмарках. Бесхитростные повествования сделали бы честь любому историку – так плотно они были населены живыми людьми. Для нее это мать и отец, сестры и братья, крестный и крестная, свекор и свекровка, деверь и золовка. Для меня же в ее родных и близких оживала другая, неведомая мне купеческая Россия.
Конечно, Мария Николаевна и не подозревала, какое смущение ума и какой стыд за свое невежество вызывали у меня ее путешествия в прошлое…
В Рыльске каждый камень дышит историей.
Двенадцатый век. Несчастливый поход Новгород-Северского князя на половцев. Строчки из Ипатьевской летописи:
«А в это время Игорь Святославич, внук Олегов, выступил из Новгорода месяца апреля в двадцать третий день, во вторник, позвав с собой брата Всеволода из Трубчевска и Святослава Ольговича, племянника своего, из Рыльска, и Владимира, сына своего, из Путивля. И у Ярослава попросил в помощь Ольстина Олексича, Прохорова внука, с ковуями Черниговскими. И так двинулись они медленно, на раскормленных конях».
Существует версия о рыльском князе Святославе Ольговиче как о вероятном авторе древнерусского художественного шедевра «Слово о полку Игореве».
Все перенесла рыльская земля: татаро-монгольскую ночь, литовские костры, коварство Речи Посполитой и княжеские распри. И лишь в 1522 году истерзанное чужими копытами рыльское удельное княжество стало под руку московского царя Василия Третьего.
Испытания продолжались и в московскую эпоху. Много рылян усеяли своими костьми дикое поле в схватках с крымским ханом, втяжкой Ливонской войне Ивана Грозного.
Не обошла Рыльск стороной и набухшая кровью великая смута начала семнадцатого века. 13 октября 1604 года войско Лжедмитрия Первого перешло границу и стало медленно продвигаться в русские пределы. Одни за другими сдавались крепости и города: Монастырский острог, Чернигов, Путивль. Пять недель шла борьба за Северскую землю, обещанную самозванцем польскому королю. В конце ноября Рыльск возроптал и пал к ногам Лжедмитрия, а за ним – Курск и Новгород-Северский. Прошла суровая зима удач и поражений – и царь Всея Руси, великий князь Дмитрий Иванович торжественно въехал на белом коне в желанную Москву. Однако счастье изменило смелому авантюристу. Отвернулось оно и от его жалкой копии – Лжедмитрия Второго. Даже Василий Шуйский не смог потушить пожара народного гнева. Последнее слово в этой трагической истории сказал именно народ, и наступила долгожданная тишина. Вчерашние враги, те, что волками выли друг на друга, собрались в январе 1613-го на великий Земский Собор и приговорили быть царем земли русской Михаилу Романову. Рыляне тоже приложили руку к утвержденной грамоте об избрании нового царя.
В Рыльске оставил свой след Петр Великий. Сохранился скромный домик, где провел несколько ночей царь-работник.
Помнит рыльская земля и печально знаменитого Мазепу. В эпилоге пушкинской «Полтавы» читаем:
И тщетно там пришлец унылыйИскал бы гетманской могилы:Забыт Мазепа с давних пор;Лишь в торжествующей святынеРаз в год анафемой донынеГрозя, гремит о нем Собор.Да, следы исторического прошлого встречаются в Рыльске на каждом шагу. И какие следы! В окрестностях города и поныне здравствуют села Ивановское, Степановка, Мазеповка.
Долго точил гетман зубы на богатые земли Посеймья, где «оглоблю воткни – телега вырастет». Золотой сон сбылся: 13 декабря 1703 года грамота Петра Первого закрепила рыльские угодья за Мазепой. Тогда и были основаны селения, названные по имени, отчеству и фамилии владельца. Спустя два года в центре Ивановского поднялись роскошные дворцовые палаты.
В 1708 году, после измены гетмана, имения были подарены «полудержавному властелину» Александру Меньшикову, а после опалы светлейшего кочевали из рук в руки, пока не стали собственностью князей Барятинских. Новые хозяева продолжили дело с размахом, выстроив руками крепостных знаменитое Марьино – архитектурный шедевр восемнадцатого столетия.
Дворец Мазепы в Ивановском сохранился и поныне доносит до нас горячее дыхание времени. Немного воображения – и вы видите среди густой зелени парка ослепительно белые хоромы и седого старца с орлиным взором. Не здесь ли обдумывал он измену августейшему покровителю, щедро одарившему своего слугу? Не здесь ли мучительно ныли у него раны от царских обид?
Каждая встреча с городом открывала мне новую тайну и все глубже погружала в исторический поток.
В городском саду старенький седовласый учитель, показывая детям памятник Григорию Шелехову (рыльскому купцу – первооткрывателю Курильских островов и Аляски), говорил: «Рыльское купечество могло смело утверждать: «В свече русской культуры и нашего меда капля есть».
Кроме достославного Шелехова, из рыльского купечества вышел Иван Голиков – автор тридцатитомных «Деяний Петра Великого», которые изучал Пушкин, работая над своей рукописью о петровской истории.