Тропинка в зеленый мир
Шрифт:
Он повернулся к псу:
– Значит, вот кого ты здесь сторожишь, дружище?
– сочувственно спросил он у собаки. Пес наклонил голову набок и гавкнул, будто отвечая "Да". Мутант кивнул: - Понимаю. Но что толку здесь сидеть. Ее уже не вернешь.
– Крул почему то про себя сразу же решил, что останки, обнаруженные им под завалом, принадлежат изображенной на снимке женщине, хотя длинные светлые волосы погибшей могли просто со временем потерять свой прижизненный цвет и под камнями вовсе была не та женщина. Но если под завалом именно она, то догадка Крула о причине разрушений в убежище в результате близкого ядерного взрыва получает лишнее подтверждение судя по датировке снимка. Погибшая не казалось посторонним человеком, забредшим сюда уже много позднее. На ней был комбинезон персонала убежища. Но тогда пес никак не мог застать эту женщину живой! Он хоть и был стар, но не мог же он прожить столько лет, чтобы когда-то знать эту женщину, погибшую здесь в тот момент, когда в убежище произошла авария. Собаки так долго не живут. Даже собаки-мутанты! А в то, что пес ни с того ни с сего воспылал преданностью к давно истлевшему трупу, Крулу верилось слабо.
Мутант
– Я ухожу! И возвращаться за тобой не буду. Хочешь остаться здесь - оставайся!
Крул повернулся и решительно направился по коридору. У самой двери он задержался и, не оборачиваясь, прислушался. Негромкий топот собачьих лап подтвердил, что пес следует за ним в некотором отдалении. Крул усмехнулся и протиснулся в сервисную комнату. Встав подле скоб лестницы, он стал дожидаться, когда в комнату пролезет вслед за ним пес. Собака появилась через пару секунд, подошла к мутанту и, усевшись подле его ног, доверчиво уставилась ему в лицо, закинув морду кверху. Крул прикинул, как бы ему сподручнее выбраться вместе с псом наружу. Скобы, как он заметил при спуске, были хлипковаты, но другого выхода отсюда не было. Мутант опустился перед собакой на одно колено и обеими руками обхватил морду пса, почесывая его за ушами.
– Теперь не дергайся и не кусайся, - строго наказал он собаке, надеясь, что та его понимает.
Осторожно примерившись, Крул взял одной рукой пса под брюхо и тот стал свисать с согнутого локтя, как старое, протертое до дыр, замызганное махровое полотенце. Во взгляде собаки читалась покорность. Крул затушил фонарь и пристегнул его к поясу, предварительно подготовив осветительную трубку, которую зажал в зубках. Ухватившись свободной рукой за скобу, он подтянулся, поставил ногу на нижнюю скобу. Продолжая удерживать пса, он рывком перехватил рукой следующую скобу, опять поднялся и так, рискуя свалиться вниз, добрался до горловины люка. Пес все это время вел себя смирно. Наконец Крул с облегчением оперся затылком о край лаза и позволил себе расслабиться. Подтянув пса вверх, он, продолжая упираться затылком, поднял собаку на вытянутых руках в люк и слегка подтолкнул ее в сторону. Пес, оказавшись наверху, стал нетерпеливо бегать кругами вокруг люка, то и дело опуская вниз свою морду.
– Эй, не мешайся!
– прикрикнул на него Крул.
– Сейчас я вылезу.
Выбраться наверх для мутанта оказалось делом пары секунд. Отряхнувшись, он вновь зажег фонарь и уже знакомой дорогой пошел к выходу из убежища. Пес покорно следовал за ним, иногда забегая вперед, иногда скрываясь в темных ответвлениях, что-то вынюхивая там, а может, по собачьей привычке метя территорию. Когда они вышли через тамбур в тоннель портала, пес остановился и обернулся на проход в убежище. Тело собаки подрагивало, и было видно, что она готова вновь сорваться обратно.
– Послушай, как там тебя! Если снова сиганешь в люк, я тебя больше доставать не буду. Пойдем!
Пес опустил голову и покорно поплелся за мутантом. На поверхность они выбрались без приключений и вскоре уже шагали на пару по вновь появившейся из выжженного пятна тропинке по направлению к поселку. Пес крутился поблизости, то исчезая во мраке. то вновь появляясь подле мутанта. Сначала Крул боялся, что пес отстанет или потеряется, или того хуже, все же решит вернуться в убежище - все-таки за то короткое время, что пес был с ним, мутант привык к этой незадачливой псине и чувствовал себя в ее компании значительно уютней, - но его опасения оказались напрасны. Пес не потерялся и не отстал, и Крул стал подозревать, что тот знает дорогу к поселку так же хорошо, как и сам мутант, если не лучше. Так вместе они и вошли в погруженный в темноту спящий поселок.
Делайла никак не могла заснуть и ворочалась с одного бока на другой. Мыслями она постоянно возвращалась к сказанным сегодня днем словам Вильямса. Где-то на периферии ее сознания затронутые этими словами воспоминания стучались с задворок памяти, настойчиво пытаясь привлечь к себе внимание. Делайла сопротивлялась, как могла, но, в конце концов, сдалась, погрузившись в омут давних переживаний. Может, до этого у нее не было времени поразмышлять над этим или условия не позволяли сделать это. Сейчас же за долгое время сносный кров и чистая постель заставили ее наконец пристальней заглянуть внутрь себя.
Едва Делайла позволила коснуться этим мыслям своего сознания, как уже не могла от них отделаться. Прошлое, отряхивая тлен, вставало перед ее глазами, будто все это случилось только вчера, и теперь, не до конца понятое тогда, с удвоенной силой накатило на нее, режа сознание обостренными чувствами, впечатлениями и пережитым горем.
Делайла и Крул были выходцами из одного убежища. В те времена, когда они были нормальными людьми, они не знали друг друга так, как сейчас. И имена их были совсем другими. Ее звали Джина. Его - Ник. Они виделись мельком в коридорах убежища, но и только. Вряд ли тогда Джина обращала внимание на долговязого парнишку, каким был Ник. И не мудрено - ведь она была одной из немногих красивых девушек в убежище, и от парней, обладавших привлекательной внешностью, не было отбоя. Когда ты молод и полон сил - немного иначе смотришь на вещи. Даже в самых стесненных условиях и при строгих порядках ты ищешь возможности радоваться жизни, преодолевая на своем пути все возникающие трудности. А жизнь в убежище была суровой. Режим строжайшей экономии, распространявшийся буквально на все, заставлял утилизировать все вплоть до мелочей, начиная от естественных отходов жизнедеятельности и заканчивая изношенной одеждой. Все шло в замкнутый цикл переработки и регенерации. Сегодняшний питательный бульон, которым кормили в столовой, вчера мог быть чем угодно. Химический конвертер и чаны с бактериями превращали всевозможные отходы в питательную среду для растений, выращиваемых в гидропонной оранжерее, пищевые добавки, соль, витамины и все то, что необходимо человеку для жизни. Количество проживающих в убежище людей имело ту критическую численность, когда неизбежно возникает проблема перенаселенности. Старики еще продолжают жить, а молодые уже рожают детей, требующих пищи, одежды и воздуха. Да-да, самого обычного воздуха. Пока регенеративные системы не заработали на полную мощность, убежище питалось из резервуаров сжиженного кислорода, захороненных на самом дне убежища в специально оборудованных криогенных хранилищах. Но с того момента, как его запасы иссякли, и убежище перешло на замкнутый цикл, контроль за возобновлением кислорода, как, впрочем, за всем остальным, превратился в своего рода религию, а техники вдруг выделились в привилегированную касту, возглавляемую старейшиной убежища. В замкнутом мире, где все ограничено, где все подконтрольно, рассчитано и учтено, в мире, где жесткий порядок - это насущная необходимость, тоталитарный контроль иногда приобретает самые крайние проявления. И контроль над рождаемостью не был исключением. Чтобы родился ребенок, этого надо было заслужить. Надо было пройти пристрастный генетический отбор, доказать, что твой будущий отпрыск будет идеальным образчиком соединения безукоризненных генов своих родителей, чтобы каста техников разрешила выделить на него кислород, пищу и пространство для жизни. Если родители, пожелавшие иметь ребенка, не обладали подобными выдающимися качествами, им приходилось дожидаться, когда община потеряет одного из своих престарелых членов, выстаивая унизительную очередь. Старикам же наблюдать, с каким нетерпением молодые ожидают их смерти, было просто невыносимо. Но Джине тогда повезло. Она была идеальна со всех точек зрения. Она любила и была любима и в любви все преграды казались ей незначительными. О ребенке она не помышляла, но как это обычно бывает с беззаботной юностью, природа отнеслась к невинной шалости со всей серьезностью. Когда стало известно, что она беременна, ее родителям намекнули, что им следует избавиться от ребенка, пока это не стало слишком заметно. Мог разразиться скандал и последовать жестокие санкции вплоть до казни провинившейся в конвертере. За неразрешенную беременность карали строго. Беременная женщина - это лишняя толика израсходованного кислорода, лишняя порция пищи. Но родители Джины, бывшие не последними людьми в убежище, рискнули пойти до конца. С помощью связей в касте техников, подкупа и лести разрешение на рождение ребенка было получено. Джина и ее парень, готовившийся стать молодым отцом, прошли целую серию унизительных тестов, призванных оценить качество плода, и наконец был вынесен вердикт: беременность не прерывать и позволить состояться родам.
Поначалу Джина не совсем осознавала, что значит вынашивать ребенка. Но постепенно, когда новая жизнь стала расти в ее чреве, она стала понимать те тоскливые взгляды, которые бросали на ее округлившийся живот бездетные женщины. Это было настоящее счастье, перед ним отступает в тень все. Ближе твоего ребенка нет никого. Отдаляется все: родители, любимый человек, все, что интересовало тебя раньше, и ты живешь только этим малышом, прислушиваешься к его движениям, дышишь с ним в унисон и мечтаешь о том миге, кода он наконец появится на свет, и ты услышишь его голос, сможешь поцеловать его, обнять и прижать к томящейся от молока груди. На протяжении всего срока беременности Джина регулярно проходила тщательные обследования, при помощи которых врачи пытались на ранних стадиях выявить неправильное развитие плода. Ее постоянно тестировали, брали у нее анализы, но все это не могло омрачить того сладкого чувства ожидания рождения новой жизни.
И вот момент, ожидаемый долгие месяцы, наконец настал. Роды для женщины, а в особенности первые - это огромное физическое и моральное испытание. Джина думала, что готова к нему, но она не ожидала, насколько ужасной будет физическая боль, сколько душевной энергии придется растратить до того момента, как она с облегчением сможет услышать первый крик своего ребенка. Отец ребенка пожелал присутствовать при родах, и Джина была благодарна ему за такую поддержку. Когда после изнуряющих часов родившийся наконец ребенок закричал, у нее уже не было сил оторвать голову от подушки и взглянуть на него. Сил хватило лишь на то, чтобы глухо прошептать вопрос: "Как он? Здоров?" В ответ тишина. Она заметила застывшее лицо отца ребенка, и, не понимая, что происходит, с трудом подняла голову и посмотрела на врача-акушера. Тот стоял в пол оборота, скрывая от нее новорожденного. "С ним все в порядке, доктор?" - настойчивей спросила Джина и вновь, не дождавшись ответа, перевела глаза с акушера на стоявшую рядом сестру. Женщина старательно прятала глаза, не решаясь встретиться с ней взглядом. Врач повернул голову, и как бы оправдываясь перед молодой матерью, сказал: "Мы ошиблись. Это случается иногда...". Джина не дослушала его и что есть мочи закричала: "Что с ним!?". Ее муж осуждающе смотрел на нее. Но Джине было наплевать на него. Она сверлила глазами съежившегося под ее взглядом доктора.
В этот момент в акушерскую вошли двое из технической службы. Они следили за родами через тонированное стекло - это Джина знала с самого начала. Как раз на такой вот случай, чтобы засвидетельствовать здоровье ребенка и закрепить за ним право на жизнь. На этот раз все оказалось совсем наоборот. Если Джине врач боялся ответить, то этим двоим он должен был подчиниться беспрекословно. "С ребенком какие-то проблемы, доктор? Ваш диагноз!?" - потребовал один из техников. Джина умоляюще смотрела на доктора. Ведь от его слов сейчас зависело, будет ли ее ребенок жить или... Об ином Джина даже не хотела думать. Глаза доктора бегали, как у загнанной в угол крысы. Вместо него вдруг ответила сестра. Будь проклята эта женская зависть... Эта стерва завидовала тому, что Джине вне очереди разрешили родить ребенка, в то время как ей самой приходилось ловить свой шанс в унизительной лотерее, и вот теперь она жестоко отомстила. "Синдром Дауна вследствие редко встречающегося хромосомного нарушения, сэр" - отчеканила сестра с каменным лицом.