Тропой мужества
Шрифт:
Потом сержант потерянно брел по лесу. Наткнулся на ручей. Прохладная вода успокоила и привела мысли в порядок. Что ж, есть приказ, и его надо выполнить. А с врагом…
– А с врагом еще поквитаемся! – зло сказал сержант.
Он поправил карабин и зашагал по сосновому бору. Вышел на грунтовку, что шла от поля. По дороге идти легче, ровно и никаких сучков, поваленных стволов, нор. Но возникший гул приближающейся техники заставил вернуться в лес. Не успел отойти и полсотни метров, как по грунтовке промчались мотоциклы. Горохов только и успел за толстую сосну упасть. Чуть не заметили – слишком редко тут сосны растут, и подлеска нет. Чуть дальше в лесу начиналась низина, заросли орешника. Горохов двинулся туда. Потом переждал за сосной, пока проедут броневики с танком
Броневики сменялись машинами с пехотой. Проехали тягачи с большими пушками, калибр не меньше двухсот миллиметров. Наверно, нагнали колонну позже, еще до уничтожения бункеров. Потом вновь шли грузовики. Танков пока не видно, но судя по гулу, они тащатся в хвосте колонны. Оно понятно, что танки много пыли поднимают. Вот и они. Мехводам из-за пыли ничего не видно, поэтому из люков торчат командиры и следят за правильным направлением движения.
Сержант насчитал восемнадцать танков. «Троечки», Т-4 нет, похоже, их на поле наши повыбивали.
Хорошо им ребята всыпали…
Вспомнились их лица. И лейтенант вспомнился. На душе стало совсем невыносимо…
– Сочтемся! – зло сказал сержант и вскинул карабин.
Тук-х-х! Голова торчащего из башни немца брызнула кровью.
Затвор вверх, на себя, дослать…
Тук-х-х! – и замешкавшийся немец на последнем танке ухнул внутрь уже трупом.
Перезарядился, но с замыкающего колонну бронетранспортера ударил пулемет. Не прицельно, веером. Пулеметчик только направление угадал. Пули громко впивались в сосновые стволы. Одна стукнулась в край ствола сосны, за которой укрылся сержант, ободрала кору, и в лицо брызнуло смолой.
Горохов откатился от дерева. Прополз немного, потом поднялся и побежал, пригнувшись, через ложбину. Позади послышались лающие команды. Прозвучало несколько очередей. Но куда-то в сторону. Посреди ложбины сержант перемахнул неширокий ручей. Двинул было вдоль, но потом рванул вверх. Немцы явно собрались наказать наглого одиночку. Судя по командам, быстро двигались следом. А ложбина не густа зарослями. На другой стороне начинался смешанный лес, с густым подлеском. В нем легче затеряться. Час сержант выдерживал максимальный темп. Сколько он прошел, не считал. Наконец сил не осталось. Найдя маленький ручеек, он прошел по нему и у ключика рухнул на землю. Черпнул воды ладонью, но напиться сбитое дыханье не дало.
– Мало посчитался, – пробормотал Горохов, тяжело дыша, – пока только драпать выходит…
Хотелось сплюнуть, да не вышло. Пришлось посидеть немного, чтобы отдышаться. Потом сержант напился. В животе заурчало. Следовало подкрепиться, а то ел давно, и сил не осталось. Есть хлеба немного. Зачерствел, но ничего не поделаешь. Имеется сало. Но потом хорошо бы чаю горячего, но ни котелка, ни кружки не имеется. Зато имеется консерва. И выбрасывать жестянку не следует.
Сержант задумчиво жевал хлеб с тушенкой. Куда идти? Ясно, что к нашим. Но по дорогам немцы катят, придется обходить. Лесом идти долго. И заплутать можно враз. Жаль, компаса нет… но есть карта! И тетрадь! Горохов достал тетрадь из планшетки. Зубами ослабил узел бечевы, размотал ее. Гранату отложил и открыл тетрадь. Найдя нужные записи, он вытащил из планшетки карту. Примерно определил свое местоположение. Затем найдя соответствующую запись, карандашом отметил движение немецкой дивизии на сегодня, завтра, послезавтра. Дальше отмечать не стал. Задумался. Как ему идти – ясно. Благодаря записям можно миновать большие соединения немцев. Пусть при этом путь станет длиннее. Но все-таки тут отдает чем-то невероятным. Как можно знать планы и направления ударов врага наперед? Дезинформация? Как бы не так. Передать «разведданные» и погибнуть во имя? А данные непростые, в них подробнейше чуть ли не про каждую дивизию, полк, батальон. Что, где, когда и как. Главное – как?! Как такое могло попасть к простому лейтенанту?
Михаил задумчиво листал страницы. Взгляд остановился на последней записи: «Во имя мира и счастья на советской земле, во имя светлого будущего нашей Родины! 090545. Феникс».
Феникс –
Долго ломать голову сержант не стал. Вечер скоро. Сумерки через полтора часа начнутся. Идти придется через лес, а в лесу темнеет быстро. Значит, надо в путь. Думать можно и на ходу.
27
В то время телефонные номера записывались так – А-23-45 (буква – четыре цифры). Позже появились АТС и с двухбуквенными индексами, но поскольку каждая буква проговаривалась отдельно, это создавало только сложности при запоминании. Буквы рядом с цифрами в СССР использовались до 1968 года.
Быстро собрался. Тетрадь вновь обернута вокруг гранаты и укреплена бечевой. Ценную ношу аккуратно в планшетку. Подтянуть ремень, чтобы она при ходьбе не мешала. Карабин на плечо стволом вниз. Готов.
Горохов посмотрел на тени от солнца, чтобы определиться с направлением. Затем уверенно пошел на северо-восток.
Глава 15
Пекло. Десятки тысяч градусов, как будто рядом вспыхнуло несколько солнц и начинают запекать душу. Сталь начинает плавиться при полутора тысячах. Сколько нужно градусов и времени, чтобы расплавилось сознание? Или оно не выгорит никогда? Тогда это ад. И само сознание как огромная печь. Мартен, домна, как хочешь назови, легче не станет. Всполохи пляшут жуткий танец, облизывая душу, которая сама выплясывает пламенную кадриль. Иногда мерещится оскаленный череп с адским пламенем в глазницах. Взгляд злой, проникающий. Нечто жуткое… нечеловеческое… оно пристально смотрит на Василия.
На миг показалось, что это нечто презрительно хмыкнуло и метнулось прочь. Пламя сразу угасло. Жжение почти мгновенно стихло до терпимого – как будто просто на солнце сильно загорел, оставив невыносимое жжение именно там, где когда-то был тот памятный ожог…
Вася скатился с кушетки. Сел, тяжело дыша. Холодный пот струился по телу, в глазах еще играли отблески адского пламени, а тот жуткий взгляд как из преисподней стоял перед глазами. Передернуло, жуть какая. Кто это был? Смерть? Или привиделось? Да, привиделось. Чего только от боли ни померещится…
Как же хочется пить! Жутко хочется пить. Где ребята? Почему не помогают? Пить… тут где-то минералку оставлял. Черт, в глазах всполохи, ничего не видно. Вася пошарил рукой. Наткнулся на бутылку. Выхлебал ее жадно. Всю. Пот покатился как водопад. Ничего, перетерпим, но почему так неуютно в собственном теле? Маргелов дотронулся до кожи на руке – сухая и горячая. Действительно как после сильного загара. Правда уже не так больно, разве что в плече пока еще жжет. Он тронул кожу – боль вспыхнула с новой силой вновь.
– Что же это… – прошептал Вася, – как проклятьем… заклейменный…
Вдруг перед глазами встали лица погибших ребят. Вспомнилось лицо лейтенанта. Почему-то вспомнилось, ведь он не смотрел в зеркало – некогда было. А тут… вспомнилось.
Помни нас! – отозвалось в голове многоголосьем.
– Я запомнил, – прохрипел Вася. – Я все запомнил.
Наконец боль поутихла. В глазах перестали играть молнии, и Маргелов осмотрелся. В лаборатории было сумрачно. Окна темные – ночь. Светятся два монитора. Отсвет от них достаточен, чтобы увидеть время на часах, что на стене висят – четыре семнадцать. Маргелов с трудом приподнялся. Перед мониторами, положив голову на руки, спит Свешников. Жуков же нашелся на разложенном кресле. Тоже спит. Почему Паша дежурит сейчас, ведь это время на себя всегда брали Сергей и Вася? Может, Свешников что-то в интернете интересное нарыл и хотел посидеть? Посидел и спекся шпак – собачью вахту провалил. Впрочем, нечего на Пашу обижаться, он в другом силен. Наверно, ребята сильно устали и крепко уснули, раз сигнала о выходе не услышали.