Тропою грома
Шрифт:
— Все хорошо, — сказала она. — Теперь уже все хорошо, милый.
— Я думал, что я потерял тебя, — проговорил он уже обычным своим голосом, только полным невыразимого облегчения.
— Ты не можешь меня потерять, — сказала она с уверенностью. — Вспомни, что ты сам говорил: я у тебя в сердце.
Они прижались друг к другу.
— Я у тебя в сердце, — повторила она. — Всегда помни об этом, Ленни. Я у тебя в сердце, а ты у меня. Будешь помнить?
Он кивнул. Она отстранилась от него и поглядела ему в лицо.
— А теперь тебе надо идти, — сказала она. — Не порти им праздник.
— Селия приехала, —
— Я знаю. Но теперь ты пойди к ним. И больше ни о чем не горюй. Ни о Селии, ни о том, что ты вдруг оказался Вильером. — Она помолчала, о чем-то думая, потом сказала, растягивая слова: — Очень все-таки странно, когда представишь себе, что ты Вильер. Последний из настоящих Вильеров. Это ведь выходит, что с Гертом кровные братья. Интересно: он знает или нет?..
— Тебе это неприятно? — с любопытством спросил Ленни. Ему самому это было просто отвратительно.
Сари засмеялась своим мягким, добрым смехом.
— Ну почему же неприятно? Какое мне до этого дело?
Она взяла его за щеки и близко придвинула к нему лицо. В лунном свете глаза ее казались бездонными; из них смотрела мудрость веков, сочувствие, жалость и нежность, и мудрое понимание, обретенное женщиной за многие века.
— Ни до чего мне нет дела, Ленни, кроме одного: чтобы ты был счастлив.
К горлу Ленни подступил комок; слова замерли на его устах. Он отнял ее руки от своего лица и начал страстно целовать их. Неудержимое ликование вдруг охватило Сари. Все хорошо, теперь уже все хорошо, какое счастье!.. Страх, сдавивший ей сердце в ту минуту, когда она бросилась к нему из комнаты, развеялся без следа. Она уже ничего не боялась, она была сильна — и без меры горда тем, что ее так любят, она была свободна, свободнее всех на свете… Сознание своей свободы опьянило ее…
Стыдливым и вызывающим жестом, предаваясь ему вся до конца, она кинулась в его объятия. Последние преграды, какие еще были между ними, пали.
— Меня больше нет, я растворилась в тебе, — сказала она и засмеялась от счастья.
Он понял, и блаженный покой наполнил его сердце.
Через минуту она выпрямилась и мягко оттолкнула его.
— Тебе надо идти, — вымолвила она со вздохом.
Он хотел сказать, что не пойдет, что не может, не хочет, но она зажала ему рот рукой.
— Хорошо, — покорно сказал он. — Значит, в десять?
— Да. Я буду ждать. А теперь иди.
Подождав, пока он отойдет, она встала и пошла к дому. В кухне Фиета, уже совсем готовая к уходу, встретила ее любопытным взглядом. «И она тоже знает, — подумала Сари и пожала плечами. — Ну и пусть себе знает. Пусть хоть все знают, лишь бы это не повредило Ленни».
— Все в порядке? — небрежно спросила Фиета, направляясь к выходу.
— Да… — Затем, после мгновенного колебания: — Спасибо, Фиета.
Фиета прошла мимо с непроницаемым видом, словно и не слыхала.
А внизу, в Стиллевельде, веселье было в полном разгаре. Никто и не заметил, с каким заплаканным лицом вернулась сестра Сварц и, отозвав проповедника в сторону, долго о чем-то с ним говорила. О вторгшемся на праздник кафре все тоже давно забыли. Пиво лилось рекой. Гармоника не умолкала. Все плясали, смеялись, болтали, с тем большим самозабвением отдаваясь веселью, что для них это было редкое счастье, единственный перерыв в скучной веренице трудных, жестоких, голодных и унылых будней. У всех развязался язык, каждый выкладывал, что у него было на сердце, — все свои затаенные мечты и желания, неосуществимые и от этого еще более заманчивые. Скромные это были мечты и малюсенькие желания! Заработать немножко денег, купить два-три платья, есть мясо три или четыре раза в неделю, да чтоб было вдоволь хлеба, — досыта накормить тощих ребятишек с раздутыми от голода животами. Одна старуха смущенно призналась, что ее мечта — скопить три фунта. Без всякой особенной цели. Просто ей казалось, что это, должно быть, ужасно приятно — иметь в доме столько денег! Другая торжественно объявила, что если б ей только хоть разок поесть сливочного масла, — ну после этого хоть умереть! Они упивались своими маленькими мечтами, они простодушно грезили вслух…
— Вон идет Сварц, — сказал Мако. Он прежде всех заметил появившегося из-за костра Ленни. Исаак тоже посмотрел туда. Они увидели, как кто-то остановил Ленни, что-то ему сказал, и Ленни с улыбкой вынул и дал ему папиросу. Исаак вдруг нахмурился.
— Что-то неладно, — пробормотал он и принялся протирать очки.
Ленни подошел, уверенным жестом отодвинул свой стул и сел к столу. Он оглядел Исаака и неторопливо кивнул.
— Ваши сведения оказались правильными, Финкельберг, — спокойно сказал он.
Селия положила руку ему на плечо. Он отодвинулся.
— Я это сделал потому, что желал вам добра, — не глядя на него, виноватым голосом проговорил Исаак.
— Очень вам благодарен, — сухо ответил Ленни.
— Так вы уедете? — неуверенно сказал Исаак.
Ленни улыбнулся.
— Нет. Не уеду. Спасибо за ваши заботы, но я не уеду.
— Почему? — резко спросил Исаак.
— Вы так хорошо умеете разгадывать чужие тайны. Ну вот разгадайте и эту.
Исаак покраснел и еще усерднее занялся протиранием своих очков. Ленни взял кружку с остывшим кофе и отхлебнул глоток.
— Дай, я принесу горячего, — с беспокойством сказала Селия, протягивая руку.
— Не надо. Хорошо и так.
Она прикусила губу и опустила глаза.
— Послушайте, друг мой… — начал Мако, но Ленни прервал его резким жестом. Немного кофе пролилось из его кружки на скатерть.
— Вы ждете, что я переменю свое решение, Мако. Напрасно. Я верю вам, что вы пришли сюда с наилучшими намерениями. — Голос его звучал спокойно. — Ну вот, я выслушал то, что вы с Финкельбергом хотели мне сказать. И ответить могу только одно: не мешайтесь не в свое дело. Когда мне понадобится помощь, ваша или Финкельберга, я ее у вас попрошу. Вы очень умны, Мако, но и вы не все знаете и не все понимаете. И я прошу вас понять, что я не хочу никакого вмешательства в мои дела.
Исаак уже открыл рот, чтобы заговорить, но Мако предостерегающе поднял руку и встал из-за стола. Глаза его обратились к Ленни; в них больше не было насмешливых огоньков, на губах не было обычной иронической усмешки. Только сочувствие и печаль читались в его лице.
— Простите нас, Сварц, — негромко сказал он. — Надеюсь, вы не сердитесь на меня или на Финкельберга. — Он протянул Ленни руку. Тот, после мгновенного колебания, нерешительно пожал ее. Мако ответил ему крепким пожатием. — Значит, мы с вами по-прежнему друзья? — спросил он.