Тропою сна
Шрифт:
– Что же делать?
– сквозь подкатившие к глазам слезы, выдавила девушка.
– Ну ладно, только...
– Вот в этом я с тобой согласен.
– В чем это ты интересно со мной соглашаешься, я еще ничего не сказал, - мрачно поинтересовался Ян, не переносивший, когда его перебивали.
– Наверное, стоит начать действовать после завтра, не нужно портить Эмилю день рождения незнакомыми и странными дяденьками и тетеньками.
Вообще-то Ян хотел сказать, что по всем колдунам и хироманткам он будет обязательно ходить вместе с ними, поскольку не верит в адекватность друзей по данному вопросу, да и вообще склоняется
– Кстати завтра уже наступило.
– Вам пора домой, - грустно протянула девушка.
"Ее нельзя оставлять одну в таком состоянии", - недвусмысленно говорил взгляд Лема, и Ян утвердительно кивнул.
Утро понедельника друзья встречали разбитыми. Скрючившиеся в креслах молодые люди, еле продрав глаза, отправились на работу, пообещав, как и договаривались, прийти после обеда, праздновать. Эля, как и ее "охранники", проспавшая всю ночь в сидячем положении около сына, не вышла из спальни даже для того чтобы их проводить, благо у каждого было по ключу от ее квартиры.
Девушка сидела на кровати, почти не меняя позы, пока ребенок не проснулся. Открыв глаза, мальчик первым делом убедился, что Эля рядом и, забравшись к ней на колени, захныкал, сквозь слезы канюча на все лады слово "мама".
– Ну, что ты кроха, не плачь, - гладила мальчика по голове, готовая сама разрыдаться девушка. И когда ребенок успокоился, задала самый главный вопрос.
– Где ты был, маленький?
– Упал, упал, упал, упал...
– Ты что, долго куда-то падал?
– догадалась Эля, пока Эмиль отвлекшись, потянулся за любимой игрушкой - сшитым из сиреневой кожи бегемотом.
– А что было там, куда упал?
– продолжала настороженный допрос девушка. Мальчик, пятясь, уже слез с кровати и поволок бегемота по полу крепко держа за ухо. Эля последовав за сыном в детскую, внимательно вслушивалась во все, что он говорил. Когда-то Ян намекал, что странности Эмиля могут объясняться галлюцинациями, но консилиум врачей заключил, что малыш совершенно здоров, а от фантазии своих деток иногда приходят в недоумение многие родители. Эля же верила своему ребенку беспрекословно, особенно сейчас, особенно после вчерашнего. Вот и теперь, сосредоточенно перебирая, игрушки, Эмиль отвечал, на вопросы настолько странно, что ни один нормальный родитель в своем уме не обратил бы на это внимание. Но только не Эля.
Автоматически переводя с "детского" на "взрослый" девушка узнала, что ее сын очень долго падал в темноте, что было холодно и страшно, что видел оранжевый снег. Название цвета он не помнил и для подтверждения катнул к маме пестрый мяч и указал пальчиком на нужный сегмент раскрашенного бока. Потом было сумбурное описание страшных людей и тянущихся колючими ветками живых деревьев. К тому моменту, как Эля одела и накормила сына, рассказ перешел, к полупрозрачной женщине и очередной порции слез. Больше Эля расспрашивать не стала, а наоборот попыталась отвлечь ребенка всеми возможными способами. Но, всегда веселый и жизнерадостный Эмиль, снова начинал хныкать и говорить, что мамы там не было.
Все исправило только вручение первых за этот день рожденье подарков. Вязаный медведь был потискан и благополучно забыт, а вот железная дорога заняла все внимание. Пока девушка возилась с угощением, малыш умудрился протянуть "пути" от комнаты до кухни и, пустив по ним поезд с вагончиками, потребовать от
Ради сына, девушка решила отложить все дела и тревожные мысли до завтра, и полдня прошло в играх. Паровозное дело, сменилось прятками, раскрасками, игрушечным хоккеем. Эля была почти счастлива, и не мудрено, мать счастлива, когда счастлив ее детеныш.
Лем позвонил сказать, что подтвердил заказ в кафе, и попросил дать трубку имениннику. То, как умильно эти двое обычно общались, могло развеселить любого стороннего наблюдателя. Лем умел ладить с детьми, а Эмиля вообще обожал безмерно. С самого крохотного возраста он всегда говорил с мальчиком, как со взрослым, на равных, и ругал Элю если та пыталась сюсюкать.
– Не порть будущего гения, у него же потрясающе умный взгляд. Он должен научиться излагать свои мысли хорошо поставленным голосом и безукоризненной речью.
Друг оказался прав, и когда однажды Эмиль заговорил, было ощущение, что делает он это давно и успешно.
Вот и сейчас, сидя на ковре среди разбросанных игрушек, он, сжимая ручонками телефонную трубку, так серьезно и сосредоточенно отвечал на вопросы дяди Лени, что Эля, не сдержавшись, прыснула от смеха. Вдруг ей показалось, что на майке сына появились странные разводы. "Опять чем-то заляпался, шкода", - подумала девушка и, достав влажные салфетки, потянулась к ребенку. Тот как раз делился с Лемом впечатлениями о новой железной дороге.
У Эли никогда не было проблем со зрением, но, прижав салфетку к майке, ей показалась, что перед глазами все расплывается. А потом произошло странное - в месте, где ее рука коснулась потеков на майке, словно образовалась пустота, и пальцы на две фаланги исчезли из поля зрения погрузившись не просто в майку а в мальчика. Девушка испуганно одернула руку, пока сын не обращая внимание на маму, болтал без умолку. Эля зажмурилась, несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула, определяя нормальность своего состояния. Часть разума, отвечающая за ее безумные фантазии, находилась в запертом состоянии, как и всегда, когда Эмиль был рядом. Но, открыв глаза, Эля вдруг поняла, что больше не доверяет самой себе. Теперь она видела сына таким образом, что сквозь него можно было рассмотреть угол окна и часть итальянской портьеры. Он стал зыбким и прозрачным, как приведение. Она все еще видела контуры его лица и тела, слышала звонкий голосок, но с каждой секундой он становился все менее различимым, его, словно стирали ластиком с поверхности пространства.
Твердо уверенная в том, что, не смотря на все старания, ее психика, все таки вышла из под контроля, она бросилась обнимать на глазах исчезающего сына, но руки прошли его на сквозь не встречая препятствий, а телефон грохнулся на пол и разбросал по комнате свои внутренности. Там где еще недавно сидел ребенок, поселилась жестокая пустота.
Эля не помнила, как пришел Лем, как поднял ее дрожащую с пола, все чудовища, так долго маявшиеся в ее сознании, вырвались на свободу, искажая окружающий мир. Уродливые щупальца обвивали ее белые волосы и покрывали скользкой слизью паркет и ковер, лиловая плесень, свисавшая с потолка большими бесформенными шмотками, выплевывала в воздух жутких зубастых созданий, да и сам воздух загустел так, что им не то, что дышать, им хорошо было бы вколачивать гвозди.