Тропою снов
Шрифт:
Сказка, конечно, но мы, дети, верили. (как давно это было!..)
Так вот, наши саремшиты были против этих что младенцы из колыбели.
Под ними царил влажный полумрак, и звуки шагов затихали, едва успев родиться. За деревьями же начиналась огромная площадь, выложенная цветным камнем. Цвета складывались в узоры, лишенные на первый взгляд какого-либо смысла. Круги и спирали — синие, красные, зеленые, золотые, серебряные, янтарные…
А в центре площади, окруженный стеной прозрачного мерцающего сияния, возносился Храм Накеормая.
Вершина Света.
Белокаменное сияющее здание с ажурными арками переходных галерей и сверкающими куполами,
Любой храм — это не просто красивое здание, а магический артефакт высшего порядка. Сам по себе, без могущественного мага, он существовать не может. А уж такой, как Вершина Света, и подавно. И если гибнет по каким-то причинам Вершина, то все остальные малые храмы гибнут тоже. Вместе со своими хранителями. Именно так был потерян когда-то весь Предел Сумрака.
Именно поэтому Верховный аль-нданн не имел права рисковать своей жизнью. Уже не в его жизни было дело, а в безопасности всего Накеормайского Предела. Не мог он сам вызвать на поединок эту Матахри, будь она неладна. Она, конечно, уступала ему в Силе, но ненамного. И жизнь ее не была привязана к Вершине Тьмы. Загнанная в угол, она дралась бы до последнего, полностью наплевав на собственную шкуру. В смертельном же поединке нередко побеждает не самый сильный, а самый отчаянный. И аль-нданн Баирну это понимал.
Хорошо, что Матахри наконец-то поймали!
Народу на площади собралось уже порядочно. Перед нами расступались, освобождая дорогу. Не передо мной, мне честь невеликая. Перед Сешмой. И, хотя не дозволено несовершеннолетним на храмовую площадь вступать, никто не подумал подругу мою прочь гнать. Было у нее такое право.
Право крови.
У аль-нданна Баирну нет семьи, нет детей, и потому каких только шуточек про него по всему Пределу не ходит… за глаза, разумеется… Юлеська вон тоже что-то такое болтал… Но когда-то, очень давно, у Верховного был сын, а у того сына — дочери… ныне же из всего многочисленного рода осталась одна только Сешма. Она очень похожа на своего предка, лица у них одинаковые. Всякий, кто их впервые встречает, думает, будто видит перед собой отца и дочь. Но Сешма Верховному не дочка, а правнучка. В одиннадцатом поколении. И это ей здорово мешает жить: ведь от потомка такого человека поневоле ждешь чего-то особенного. А Сешма обычная девчонка, самая обычная, и знаменитый прадед в ее сторону лишний раз не оглядывается. Чего все остальные родичи понять никак не могут.
Мы вышли наконец в первый ряд. Сешма боязливо подалась ко мне, взяла меня за руку. На площади собрался весь септарион Предела, даже те, кому положено в других городах сидеть. Не иначе, порталом прошли! Не поскупился Верховный, позволил им Силу из храмовых запасов взять. Прямой портал — это очень затратная штука, в одиночку его ни за что не протянешь, лопнешь с натуги. В буквальном смысле.
Матахри тоже была там. Стояла прямо, гордо, словно не сама в плен угодила, а наоборот, весь Накеормай у нее в плену оказался. Это впечатляло. Особенно пылающие Светом мечи четверых аль-воинов, стоявших рядом с нею. Я невольно поежилась. Не хотела бы я знать, каково это, чувствовать кожей смертоносные клинки у самой шеи!
Аль-нданн Баирну тоже там был. Стоял рядом с септаннами. И улыбался в своей обычной манере. Кому как, а лично мне от его улыбочки прямо плохо стало. Что он над пленницей учинит? Проведет показательную казнь, как с мятежниками из Небесного Края?..
Одно дело — убить врага в бою, защищая себя и тех, кто тебе дорог. Совсем другое — казнить пленного, раненого и беспомощного. Жалеть Матахри я не думала, вот еще. Попалась, так ей и надо. Но смотреть на то, как ее убивать будут, мне не хотелось совершенно!
Я пожалела, что пришла. Надо было наплевать на посланный через ралинз приказ и в мастерской остаться. Потом, конечно, мне бы выдали сполна — за непослушание. Сам Верховный и выдал бы. Но я бы вытерпела, подумаешь. Чем вот так стоять здесь и ждать…
— Дорей-нданна Матахри, гражданка Предела Черной Степи, — заговорила аль-септанна Юлеремма, глава Накеормая. — Ты виновна в разбое, в убийствах, в похищении детей. Ты достойна всяческого поношения за свои черные дела. Ты достойна смертной казни. Но ты будешь жить. Милостью и милосердием, которых ты не знала, ты будешь жить. Сейчас ты останешься одна перед Вершиной Света. И будешь находиться здесь до тех пор, пока не умрешь от жажды и голода. Впрочем, любой из совершеннолетних жителей и гостей нашего города может проявить снисхождение и облегчить твою участь в той мере, в какой сам пожелает.
— Сомневаюсь, что хоть кто-нибудь ее пожалеет, — шепнула мне в ухо Сешма. — Слишком много беды принесла она в нашему Пределу! Хорошо, что ее поймали. Теперь матери будут спать спокойно…
Молчу. Смотрю на аль-нданна Баирну. Тот по-прежнему улыбается, а в глазах — безжалостный холод. Спина взлипает мокрым потом, даже не от страха, от ужаса. Что он сделает, как он накажет эту Матахри? Не может же быть такого, чтобы ее просто так на площади оставили, одну, убежит ведь! Наш Верховный — человек безжалостный, мне ли не знать этого. Ну и что, что он меня учить взялся, ему мой дар нужен, будь я обычной девчонкой, стал бы он со мной тогда возиться… вон Сешма родная кровь, а как способностей нету, так и не нужна она ему вовсе… Хотя когда сестра Сешмина погибла, он озверел. Настолько, что невиновного человека готов был казнить ни за что… Неужели он способен мучить пленную женщину на виду у всего народа? Пусть даже она заслужила муки.
Смотрю в его лицо, окаменевшее в яростном гневе, и понимаю: запросто. Он и не на то еще способен. Вот только смотреть на это мне совсем не хочется. Не хочу видеть своего учителя в сумасшедшем безумии… и помнить его потом таким, жестоким, безжалостным уродом, каких полно в Черностепье.
— А чтобы не мнила ты, злодейка, о себе лишнего, — аль-септанна словно на мысли мои откликнулась, — даны будут тебе оковы прочнее любых известных тебе пределов магии, ускользнуть из них тебе не поможет и серый сумрак Междумирья. Если ты умрешь, дорей-нданна, дух твой останется подневольным навечно. Он не сможет уйти в другие миры Спирали и не сможет возродится вновь в нашем мире. Отныне и впредь будешь ты порабощена навечно!
Воины отступили, отводя свои мечи от шеи пленницы. Она быстро оглянулась вправо-влево, словно прикидывала, как и куда бежать… и тогда аль-нданн Баирну взмахнул рукой. А я зажмурилась, ожидая жалобного крика, всплеска боли в ментале, искажений в потоках Сил, свойственных смерти.
Тишина.
Сешма дергает меня за рукав, смотри, мол. Неохотно поднимаю голову.
На шее и запястьях пленницы сомкнулись белые блестящие кольца. Я глаза раскрыла от изумления. Те самые кольца, которые я вместе с Верховным делала! Я узнала их, артефакт, что хоть раз в руках держала, запоминаешь надолго, так, что уже ни с каким другим не спутаешь. На которые у меня столько Сил ушло, что до сих пор звон в голове стоит! Проклятье!