Тропою волка
Шрифт:
Но он все еще был жив! Ничего не понимая, Кмитич огляделся. Все стояли, словно замерев. Клубы дыма из пистолетных стволов медленно-медленно клубились, а прямо в лоб оршанскому полковнику летел блестящий шарик со скоростью сонной мухи. «Пуля!» — тут же сообразил Кмитич. Он боковым зрением увидел, что все еще сидит прямо в седле Полишук, а из его головы красными струями тянутся… брызги крови, застывшие в воздухе, как сосульки. «Дедушка Филон!» — только и успел вспомнить Кмитич и наклонился вбок, убирая голову от летящей пули. Однако она была уже так близко, что медленно вошла в край плеча Самуэля.
— Хутчей! — слышались крики.
Кмитич стиснул коленями коня, придавая тому ускорение, и бросился вперед, скрываясь от преследования.
— Не тот! — кричали сзади. — Вон тот Кмитич! Держите его! Стреляйте!
Полковник оттянул вниз пятки, перенес вес тела на ноги, словно упирая их коленями в землю. Его конь несся, как ветер. Бах! Бах! Бах! В Кмитича стреляли. Раз пять, не меньше. Одна пуля просвистела возле уха. Еще одна обожгла его чуть выше правой лопатки. Кмитич дернулся, но постарался удержать спину прямо, двигая телом в такт бегу коня, помогая тому скакать на пределе.
«Меня! Меня хотят только! — колотилась мысль в голове. — Кто они? Вроде же свои? Точно не московиты!»
Топот коней преследователей слышался уже не так близко. «Оторвался», — Кмитич оглянулся через плечо. За ним скакали трое. Дорога стала сужаться, превратившись вскоре в тропку среди густого леса, где листва еще не вся облетела. Трое всадников по-прежнему «висели на хвосте». Кмитич, не обращая внимания на боль и прилипшую к спине окровавленную рубаху, придержал коня, вскочил на седло с ногами и с проворством рыси запрыгнул на сук дерева, зацепившись за него обеими руками. Потом подтянулся, залез на толстый сук и скрылся в желто-бурой поредевшей кроне.
Вскоре под ним проскочил один всадник, за ним второй. Все были в черной форме конных стрельцов. Но, судя по их выкрикам, это были литвины. А вот и третий. Его Кмитич и ждал. Он, словно кошка, прыгнул на спину всадника, и оба они, рыча, покатились по влажной земле, разбрасывая опавшие листья и ломая лежащие на земле ветки. Схватка была короткой. Кмитич, тяжело дыша, уже сидел верхом на незнакомце, приставив нож к его горлу. Человек был также одет в черное платье конного московского стрельца. Но это явно был не московит.
— Кто? Кто вас послал? — Кмитич вдавил нож в горло негодяя так, что пошла кровь.
— Не убивай! — прохрипел тот. — я все скажу!
Кмитич слегка ослабил хватку, он тяжело дышал, глаза горели, казалось, еще чуть-чуть — и от его врага
— Говори! А то сейчас отрежу самое твое сокровенное! А потом!..
— Почекай! Я скажу! Полковник… Ян Лисовский!
Ян Кароль Лисовский… В голове Кмитича блеснула слабой вспышкой информация, что прошлой осенью он уже слышал это имя. Так, Лисовский пошел на соединение с Сапегой под Брест, по дороге грабя все, что можно. Значит, Сапега!
— Это… Это Сапега? Он приказал убить меня? — побагровел Кмитич, вдарив кулаком в скулу «лисовчука».
«И почему я не удивлен?» — пронеслось в голове Кмитича.
— Не ведаю, пане, про Сапегу! Я же говорю, Лисовский! Лисовский пришел и раздал всем денег. Сказал, что Кмитича надо убить. Без свидетелей.
— Зачем?
— Не знаю! Ничего не знаю! Просто он заплатил и сказал! Он следить за вами заставлял, а потом приказал убить.
— Почему? — лицо Кмитича налилось кровью.
— Я… я не знаю! Может, и Сапега заказал, но то мне не ведомо!
— А тебе, значит, на меня накласть? Лишь бы заплатили?
— Нет… я… я… выполнял задание! — тяжело дышал человек. Лет ему было, поди, под тридцать. Смуглое лицо с черными усиками, абсолютно незнакомое.
— Значит, тебе и на войну, и на родину, на все плевать! Тебе бы заплати, так и мать родную продашь?
— Нет… я… не убивай меня! Война же! Не убивай! Ты же обещал! Я же тебе все рассказал, что знал! Я в самом деле не знаю, что именно имеет против тебя Лисовский! Скорее всего, ничего личного. Тут… Может, это московский царь тебя заказал Лисовскому? С царем же сейчас мир! Мне никто не объяснял! Никго!
— Здорово же ты живешь! Ты что, не литвин? Твой дом не захвачен и не разграблен?
— Литвин! Захвачен! Мне же жену, детишек кормить надо!
— Отлично! — взревел Кмитич. — Семьей, значит, предательство прикрываешь! А у тех, кто сражается против захватчиков, кто погибает, значит, семей нет! Им не надо кормить детишек! Мне не надо! Так? Нет, ты есть грязь! Тебе плевать на семью! У тебя и нет ее! Тебе главное за деньги убивать! Получай! — Кмитич с силой ударил его ножом в ногу.
«Лисовчук» взвыл:
— Не на-а-до! Пощади!
— Это чтобы ты долго помнил! Чтобы, когда ходил по ограбленной и проданной тобой земле нашей, рана тебе напоминала твои грехи смертные перед ней! Помни хорунжия По-лишука, убитого вами предательски! — и Кмитич ударил его по второй ноге. Кровь брызнула во все стороны и попала на лицо Кмитича.
Наемник орал и выл. Просил пощады.
— Я с тобой еще мягко обхожусь, — показал ему Кмитич окровавленный нож и обтер лезвие прямо об лицо «лисовчу-ка», — но это тебе памятка обо мне. Никогда больше не вставай на моем пути! Ни ты, ни Лисовский, ни Сапега! Никто!
Кмитич поднялся с воющего наемника, пнул его два раза сапогом, взял его пистолет, оглянулся и скрылся за деревьями. Скоро должны были вернуться два других преследователя. Они и вернулись, спешились, подбежали к своему товарищу, корчащемуся на земле.
— Где он?
— Ушел! В лес! — прокричал раненый. — Он проткнул мне обе ноги!
— Точно! Сущий дьявол! Ну его к черту! Десятерых потеряли на этом гнилом деле! Пусть сам Лисовский за ним гоняется, если такой умный!