Тройная игра афериста
Шрифт:
– Не хрчу вас обижать, но вы отрываете меня от работы. У меня завтра съемки фильма совместного с Юрием Никулиным, а сегодня куча дел. Мне кажется, что вы должны, наоборот, беспокоится о покое и нормальном существовании бизнесменов России, вкладывающих свои деньги в культуру, а не беспокоить их беспочвенными обвинениями.
Хоркин почти выталкивает милиционера, и безуспешно пытается вернуться в чистоту и прохладу гор.
Потом он резко выключает компьютер, закапывает в воспаленные глаза какие-то капли и уходит бродить по Москве.
Вечереет.
Предводитель юнцов даже не успевает спросить традиционное: "дай закурить", как оказывается отброшенным в кусты. Его напарники бросаются на Хоркина с двух сторон, но так же отлетают в кусты и лежат, скорчившись. Хоркин прошел сквозь них, как нож сквозь масло, и даже не отвлекся от своих раздумий.
***
Он продолжает кружить по улочкам микрорайона. В памяти вновь горы. Он спускается по снежному склону в ложбинку, в которой играют два снежных барса. Он идет к ним, как надо - без оружия, идет легко и просто, несмотря на крутизну склона, идет в легкой одежде, не чувствуя холода.
И барсы не убегают. И не бросаются. Они подходят к человеку, обнюхтвают его, доверчиво подставляют лобастые головы под человеческую руку.
Хоркин оборачивается и видит в контражуре солнца на вершине, с которой он только что сошел, фигуру своего учителя - охотника на снежных барсов. Охотника, который за свою жизнь не убил ни одного снежного барса.
***
Съемочная площадка. Первый дубль игровой сценки. Драка в бараке. Трое зэков пытаются одолеть новенького. Новенький неожтданно проявляет знания каритиста.
Каскадеры, нанятые для этого эпизода, работают вяло, щадят себя. Хоркин не выдерживает. Он входит в кадр и, вызывая недоумение съемочной группы, привыкшей к его молчаливому присутствию "за кулисами", резко обращается к старшему каскадеру.
– Все вчетвером на меня, работайте в полном контакте.
– Ты че, дядя?-тянет каскадер.-Мы профессионалы.
Хоркин, не обращая на него внимания, гаркает:
– Мотор!
И мгновенно бросает ближайших каскадеров на пол. Двое оставшихся кидаются на него, но обнаруживают пустое место. Хоркин уже за их спинами.
– Котята,-цедит он, подшибая обеих сверхбыстрой двойной подсечкой.
И невозмутимо возвращается на место, бросив на прощание:
– Работайте серьезно, мы на вас пленку зря расходовать не будем.
***
Хоркин в кабинете Никулина. Они пьют вечерний чай. Хоркин заканчивает рассказ.
– Ну, что дальше. Вернулся я из Киргизии, когда розыск на меня существовал только формально. Естественно, что без документов, с постоянным ожиданием задержания жить было не весело. Тем ни менее, легализовался, сделал себе документы о том, что реабилитирован полностью.
Хоркин отхлебнул из чашки, посмотрел поверх ее грустно.
– Школа Охотника помогла. Силу в себе новую почувствовал, уверенность. Ну, а дальше вы знаете. Сейчас главная задача - снять фильм. Материал-то необычный, вкусный, сами видели, как Рязанов перекупить его хотел. Но Рязанов мои идеи оденет в шелуху мелодрамы с клоунадой совдеповской. Сам сниму! Денег, слава Богу, на три фильма хватит. Я же не только за себя сидел. Я за многих сидел...
Хоркин переворачивает чашку и встает. Кланяется коротко, выходит, идет в слоновник и долго стоит, лаская добрый, шершавый хобот старшей слонихи Читы.
В его памяти неожиданно возникает разъяренная медведица, вырывающая ему икроножную мышцу на левой ноге.
Медведи, захватив человека за руку, не столько грызут эту руку, сколько сосут. Сосут в прямом смысле этого слова: прокусывают, мнут кисть и высасывают кровь. Озверев же, они способны снять все мясо с руки, как перчатку.
В одном из зверинцев рабочая прислонилась к клетке и медведь ухватил ее за локоть. Пока подбежали на помощь, пока тыкали в зверя крайсерами и вилами, все было уже кончено. Голая кость с ошметками сосудов и мяса осталась у нее вместо руки.
Я знаю эту женщину. Она миловидная, но культяпка от самого плеча выглядит отталкивающе.
В моем последнем зверинце, зверинце распадающемся, ожидающем расформирования, к чему привела вражда двух директоров, их схватка за власть, борьба, в которую была втянуты многие сотрудники главка, и о которой я еще расскажу подробно и с сарказмом, - в этом зверинце я спас одному рабочему руку в подобной ситуации.
Мы недавно приняли шустрого мужика, недавно оттянувшего срок на строгом режиме за браконьерство. В работе он показал себя отлично: совмещал должность электрика и рабочего по уходу за животными. И вот, в состоянии легкого подпития, пошел изображать из себя Филатова. Как раз в зале была група милиционеров, он распустил перед ними павлиний хвост и, покормив двух бурых медведей конфетами с руки, предложил лакомство гималайской межведице Сильве. Я услышал его крие из вагончика. Крик человека, которому отгрызают руку, причем отгрызают медленно, смакуя, перекатывая в пасти, как леденец, посасывая, перепутать нельзя ни с чем.
К клетке я прибежал вместе с Валетиной, прототипои Антонины, только с опытом работы в настоящем цирке. В это время Сильва захватила и вторую кисть, которой он пытался оттолкнуть ее морду. Конечно, он действовал чисто инстинктивно, но что требовать от ошалевшего от боли и стораха человека?
Сильва устроилась удобно. Она улеглась на живот, крепко прижала тупыми когтями передних лап правую пуку за локоть, а кисть прикусывала, посасывая.