Тройная игра афериста
Шрифт:
...И был день, и было утро. И была поляна, поросшая изумрудной травой и прекрасными, как в сказке, цветами.
И с гулом и треском выполз на поляну ужасный механизм - чумазый, воняющий соляркой, ржавчиной и смертью. И, заунывно ворча, ползла машина по сказочной поляне, вминая и перемалывая траву и цветы. И оставалась за машиной искалеченная земля, в которой виднелись лепестки красных роз, как капельки крови.
И выползла вторая машина, такая же тупая и мерзкая, и, дребезжа металлическими суставами, начала вываливать на убитую землю серый пласт бетона. И так ходили машины
И вышла стая людей в защитного цвета форме, на плечах их краснели увядшие лепестки, как зловещее предупреждение, как долгий намек. Стая окружила бетонный круг, выползли другие люди - в бесформенных комбинезонах - и каждый нес щит, который устанавливал в определенном месте. На щитах были надписи, "Столовая", "Больница", "ПКТ", "ШИЗО", "Рабочая зона", "Жилая зона"...
И захрипел железный, бесцветный голос, отдавая команды. И серые люди потащились колоннами из одного конца плаца в другой. Они шли гуськом, в затылок друг другу, волоча ноги по бетону с шуршанием, которое издавать могли только полчища тараканов. И, если смотреть сверху, напоминали кишку, которая сжимается и разжимается, пульсирует, перетекая сама в себе, глотая сама себя и выплевывая. Только в сторону столовой колебание кишки ускорялось.
И был день, и был вечер. И металлический голос сказал что-то, и вспыхнули прожектора, высвечивая ржавую проволоку и серую лепешку плаца...
Эти сны загонят меня в гроб. На минуту прикорнул, а такие дикие кошмары лезут в голову! Да так ясно, в цвете... Я повертел головой, разминая онемевшие мышцы шеи, выглянул в иллюминатор. Самолет все еще летел над морем, только непонятно - над каким: над Черным или уже над Средиземным. Я посмотрел на часы. Судя по времени до Израиля оставалось минут тридцать. Скоро начнем снижаться.
Маша с Джиной на коленях уютно сопела носом в соседнем кресле. Никаких особых неожиданностей в ближайшем будущем не предвиделось. Хотя, конечно, все, что я успел натворить на родине, еще отзовется в моей судьбе по принципу бумеранга. Впрочем, сейчас самое время расслабиться и, наконец, отдохнуть. Деньги имеются, к кому обратиться на первых порах на Израиле известно, адрес дал мне Филин, пояснив, что мужик из своих, законных. Искать меня в чужой стране быстро не начнут. Тем более, что информация о Израиле имеется только у Филина и Пахана, а эти люди не из болтливых. Убийство шофера Седого несомненно пустит серых ангелов по ложному следу, а заодно, снимет какое-либо подозрение с воров. А Пахан мой киллеровский жест не забудет; полезно иметь в числе людей таких коронованных авторитетов, как Пахан.
Замигало табло, призывая пассажиров перестать курить и пристегнуть ремни. Элегантные стюардессы пошли вдоль салона с мятными карамельками на подносиках. Я пристегнул ремень на Маше, взял сонную собачку на руки и загреб горсть конфет. Первая в жизни встреча с заграницей приятно волновала. Каков он, этот мир капиталистов-кровососов, мир наживы и разврата?
Я потряс Машу за плечо. Плохо, когда перепад давления во время снижения самолета происходит во сне. Уши сильно закладывает. А так можно сосать конфетку и сглатывать слюну, уравнивая давление.
Джинка проснулась сама и тихонечко тявкнула, выпрашивая конфетку. Почему, спрашивается, все собаки ужасные сладкоежки?
Самолет резко пошел на посадку и я уступил Маше место у иллюминатора. Но и сам туда поглядывал с любопытством. До маленького здания аэровокзала было всего шагов пятьдесят, но, тем ни менее, два чистеньких автобуса гостеприимно раскрыли свои двери перед немногочисленными пассажирами. Мы вошли, вышли, зашли в отделение таможенного досмотра. Очередь разделилась на двое: в большей стояли, видимо, постоянные жители Израиля, в меньшей - прибывшие впервые. Не успели мы толком оглядеться, как оказались перед улыбчивым пограничником, который бегло просмотрел наши паспорта, ввел данные в компьютер и спросил что-то на английском. Я беспомощно оглянулся. Пожилой пассажир пояснил:
– Он спрашивает, как долго вы намерены пробыть в их стране?
– Скажите, что месяца два.
– С какой целью вы прибыли в страну?
– продублировал добровольный переводчик.
– Туризм.
– Ваши средства позволяют прожить указанный период?
Я небрежно достал из кармана толстую пачку долларов. Этот международный жест вызвал у еврея еще большую улыбку.
– О,кей!
– сказал он, и эта фраза была понятна без перевода. Тем более, что пограничник сопроводил ее гостеприимным приглашающим жестом.
Я, признаться, думал, что меня будут долго и нудно расспрашивать - не везу ли я оружие, наркотики, контрабанду и так далее, а потом попросят предъявить документы на собаку. Но евреи не мучили туристов бюрократическими придирками. Деньги есть - о,кей, тратьте их в нашей маленькой стране на здоровье. Правда, собаке сделали дополнительную прививку прямо тут, в аэропорту, мотивировав это тем, что на некоторые местные заболевания у нее может не быть иммунитета. Разговор шел на сей раз на русском, да и врач был типичным ветеринаром из Одессы.
Мы вышли из аэровокзала, который внутри оказался неожиданно большим, отошли чуток и остановились. Не знаю уж почему, но как-то сразу чувствовалось, что это - заграница. Не из-за климата, не из-за экзотических деревьев, а из-за какой-то неуловимой атмосферы доброжелательства и нарядности. Эта нарядность была не праздничной, а повседневной, и поэтому воспринималась, как сущность, как постоянный праздник.
Несколько таксистов, таких же горластых, как и в Москве, и таких же навязчивых, но, зато, не наглых, приглашали нас в свои авто. Сразу бросилось в глаза, что все таксомашины "мерседессы". Я мобилизовал школьный запас английских слов (их у меня в памяти хранилось десятка полтора) и спросил, сколько стоит проезд до города Натания? (Вот из зе матч мани-мани Натания сити - вот такую фразу я сконструировал). Таксисты дружно рассмеялись, глядя на мои пальцы, которыми я дублировал сказанное, потирая их так, будто считаю купюры.
– Сто, - сказал один из них, - сто шекелей.
– Ноу шекель, - упорно продолжал я корчить из себя полиглота, - май мани доллар, бакс.
– Ноу проблем, - ответил таксист, - фри-зеро доллар. И написал для наглядности цифру 30.
Маша смотрела на бойко спикающего папашу с иронией.
Глава 11
Хоркин сидит в сквере. К нему подходят трое мужиков, явно уголовного вида. Наколки, прочая атрибутика, короткая стрижка. Их отношение к одинокому "пассажиру" еще не сформировалось: то ли "поставить", то ли игнорировать. На всякий случай спрашивают закурить.