Тройная игра
Шрифт:
Суконцев, не поднимая головы от газеты, рюмку с коньяком от себя отодвинул.
— Не буду я с этим дерьмом пить!
— Э, э, Михалыч, договаривались же! — живо вмешался Никон. — С ним не хочешь — выпей со мной. Ну давайте, мужики, не обижайте. Редкий случай: ни у кого ничего не прошу, хочу, чтобы у всех все путем было. Давайте-ка за это и выпьем.
— Не буду, — сквозь зубы сказал генерал.
Все же правильно говорится насчет того, что гусь свинье не товарищ. Суконцев сейчас нарушал все обычаи и не боялся, знал, что ничего ему за это не будет. Дескать, плевал я и на вас, и на ваши обычаи. Никон мельком глянул на него, ничего, понятное дело, не сказал. Обратился к Игорю Кирилловичу:
— Видишь, Гарик, как ты гражданина генерала обидел. Жалуется он на тебя — вроде как ты сыну его единственному подлянку кинул. Что скажешь, было дело?
— И что — за этим ты меня и звал? — возмутился Игорь Кириллович. — Да ты чего, Никон? Ведь это ж твои ребята наркоту и забрали, разве нет?! Чего ты меня-то этому… подставляешь?
— Ай-яй-яй, как нехорошо! — завздыхал Никон. — Мои, говоришь? Мои отсюда далеко, мои на Урале, братан. Так что, выходит, поклеп ты на меня возводишь. Доказательства-то хоть какие у тебя есть? А то ведь за такой базар, сам понимаешь, и ответить можно…
— Ты вообще к нему приглядись получше, Никон. Ходит к Гуськову, стучит на всех, а сейчас, видишь, тебя заложить хотел: дескать, не там ищите, господин генерал, вот он сидит перед вами, наркоторговец, а вы его почему-то не хватаете, срок не даете…
— Разберемся, — сказал Никон. Налил себе, налил генералу, Грантову рюмку на этот раз оставил без внимания. — Ты вот еще чего скажи, Гарик. — Он понес было рюмку ко рту, но пить не стал, вдруг отстранил ее ото рта, спросил зловеще: — Тебе сколько мой Кент передал за все вот это? — И обвел рукой камеру.
Будь они на воле, не в тюрьме — послал бы его да вышел наружу. Или позвал бы кого — в свидетели, на подмогу. Здесь он мог только отвечать, отбрехиваться, стараясь по возможности не доводить дело до края — выигрыша при таком раскладе у него просто не могло быть.
— Ты же прекрасно знаешь: Кент передал мне сто двадцать тонн.
— Сто двадцать тонн — это как понимать? — спросил у Никона Суконцев.
— Это значит, — с легким презрением пояснил Игорь Кириллович, — сто двадцать тысяч.
— Сто двадцать тысяч чего? Долларов?
— Долларов, — все так же презрительно пояснил Игорь Кириллович.
— А расписка? Ты вроде говорил, что у тебя гуськовская расписка есть. А ну, покажь.
Игорь Кириллович достал расписку, и Никон жадно протянул к ней руку.
— Дай!
Но Игорь Кириллович был начеку.
— Э, нет, из рук читай!
— Так, — начал читать Никон, быстро шевеля губами: — Я, такой-то такой-то, тыры-пыры…получил пожертвование в Фонд социальной поддержки работников милиции… Так, это пропустим… Пожертвование в размере… прописью… двадцати тысяч долларов США… каковая сумма… Слушай, что это за туфтень? Ты ж говорил, расписка на все деньги, а это чего? Двадцать тысяч, и все? А остальные? Где на остальные-то подтверждение?
— Да ты чего дурака-то валяешь, папа… крестный? Как еще эта-то есть! Кто ж на черные бабки расписки дает?! Это как все равно про партвзносы со взяток говорить, помнишь анекдот такой был?
— Ты погоди, погоди с анекдотами! Ты мне яйца-то не крути! Деньги-то у нас с тобой откуда, не при легавом… извиняюсь, Семен Михайлович… не при господине генерале будь сказано. Из общака. А раз из общака — имею я право, так же как любой из братвы, знать, куда они пошли, наши денежки? Как ты, смотрящий, ими распорядился, сколько себе на карман положил…
— Да ты чего, Никон? Ты чего буровишь-то? Ты просил, чтоб тебя перевели, я сделал. А теперь вот, значит, вместо «спасибо»…
— Ну, положим, не ты сделал, а Владимир Андреевич, генерал-лейтенант Гуськов, — веско сказал Суконцев. — Но вот он как раз на тебя в обиде…
— А с какой стати вы мне тычете? — оскорбился, ничего не смог с собой поделать, Игорь Кириллович.
— Ишь ты, не нравится! — изумленно сказал Никону генерал. — А с такой стати, что обманул, наколол ты, братец, Владимира Андреевича, как настоящий кидала. Договаривались вы об одной сумме, а ты его, значит, решил как лоха… Человек, между прочим, на риск ради дела шел, карьерой своей рисковал, погонами, а ты его, как последняя гнида… А ну сядь, — рявкнул вдруг Суконцев, увидев, что Грант собирается вылезти из-за стола, как, бывало, рявкал у себя в райотделе на всякую пьянь. — Представляешь, — повернулся он к Никону, — мне Гусь даже говорит: что же это, мол, за урки пошли, что за пахана, по-старому за атамана своего, и то заплатить жидятся. Не дорожат, говорит, они этим Никоном, что ли… — На его костистой роже было явно написано злорадное удовольствие.
Игорь Кириллович вдруг с тоской подумал, что хотя и принял меры, пытаясь предотвратить все возможные опасности, а все же добровольно оказался в самой настоящей западне — к двери ему через этих двоих не пробиться, а тюремный персонал если кому и придет на помощь, то уж, конечно, не ему. Хотя… Может, зря он все же раньше времени дает волю воображению? Как-то уж очень все подло даже для урок…
— Да с какого рожна вы это все несете-то, мужики? Как договаривались, так я ему и заплатил. Спросите у него — он сам все подтвердит…
— А мы уж спросили, — злорадно усмехнулся Суконцев. — К тому же…Вот у меня в руках «Молодежка». — Он показал на лежащую на столе газету. — Завтрашняя, между прочим. Вот здесь черным по белому писано: «За перевод в Москву известного воровского авторитета уголовным сообществом было предложено пятьсот тысяч долларов США. Баснословная эта сумма преодолела все препятствия». Ну и так далее…
— Короче, все ясно, — тяжело сказал Никон. — Газета зря писать не станет. Я думаю, ты сам понимаешь, Грант, больше тебе здесь не место… С удовольствием прикончил бы тебя прямо сейчас, но, однако, и пожизненное из-за тебя получать — тоже как-то не с руки… Да и по нашим воровским законам нельзя тебя просто так… — Он нехорошо ухмыльнулся. — Ты ж у нас законник как-никак, вор в законе то есть… А что мы тебе это паскудство просто так не спустим — в этом можешь быть уверен. Так что стрелку, сходняк законников я тебе гарантирую.
Как же это он так лопухнулся! Они вдвоем, мент и ворюга, подогнали его к самому краю. Думают, наверно, что уже все, что загнали его в угол… «Обложили, гады, обложили», — пропел он мысленнно, как всегда, когда становилось не просто опасно, а чрезвычайно опасно. А видно, здорово что-то прихватило Суконцева, если он не побоялся вот так, в открытую, сидеть в камере у уголовного авторитета, распивать с ним коньяк…Этак ему придет в голову, что он может его живым и не выпускать… «Тебе бы, дураку, чуть раньше об этом подумать», — укорил себя Игорь Кириллович. Интересно, что генерала заставило на это пойти? Неужели так сильно залетел его Толик? Или он сам во что-то вляпался, да так, что обратного хода уже нет? И этот, главное, Никон-то, хорек (правильно их всех обозвала Лена!)… вот сволочь двуличная! Уж кто-кто, а он насчет цены все доподлинно знает. Знает, а все валит на него. И, главное, знает, что на подлость идет — иначе с чего ему сразу воровские законы-то на свет божий вытаскивать… Тут Игорь Кириллович и сам с необыкновенной ясностью снова вспомнил тот разговор, когда Гуськов вдруг спросил у него: «Это какой Никон? Не тот, который тебя короновал?» Вспомнил о своей догадке и почувствовал, как неудержимо эта догадка рвется сейчас наружу.