Трудная позиция
Шрифт:
Зинаида Васильевна писала, как всегда, много и старательно. Ей хотелось обрисовать чуть ли не каждый шаг, каждое движение Леночки. Вашенцеву это нравилось. Он читал и словно видел свою дочь то заботливо хлопотавшей над игрушечным зверинцем, то спешившей на поиски доброго доктора, чтобы срочно оказать помощь потерявшей ногу старой мартышке. Вашенцев, не замечая того сам, улыбался, качал головой и вслух приговаривал:
— Ох, Ленка, Ленка! И какая же ты дотошная!
Но, прочитав то место, где Зинаида Васильевна намекала, что может привезти Леночку в гости к отцу и пожить с ней
И он в тот же вечер написал ответное письмо, в котором настойчиво просил Зинаиду Васильевну о поездке пока не помышлять, потому что время сейчас для этого самое неподходящее Он очень занят важными служебными делами, поэтому желаемого свидания может не получиться.
Потом Вашенцев долго сидел и раздумывал о своем незадачливом семейном положении. Вообще после всех приключений с Надей на лыжной прогулке на душе у него стало томительно и тревожно. Произошло это, вероятно, потому, что Вашенцев открыл Наде тайну своего разрыва с Ириной. Правда, открыл он ее не до конца, умолчав о том, что Ирина была согласна приезжать к нему всякий раз, как только появится свободное время, что об этом она писала ему и в последних своих письмах, на которые он так и не ответил.
«А вообще-то слабак я, слабак, — ругал самого себя Вашенцев, вспоминая далекую тайгу и ту последнюю ночь, когда он окончательно рассорился с Ириной. — Взять бы мне ее на руки, как Надю, и унести без всякого разговора. Подумаешь, добытчик вольфрама. Разве без нее геологов мало? Нет-нет, не мужчина я, слабак».
От наплыва чувств Вашенцев шумно двинул стулом, включил на полную мощность транзистор и размашисто заходил по комнате.
20
Генерал Забелин появился в дивизионе вскоре после утреннего осмотра курсантов и, нигде не задерживаясь, поднялся на четвертый этаж в кабинет командира.
— Ну что тут у вас произошло вчера вечером? — спросил он, желая узнать о заседании бюро подробно.
Вашенцев такого, вопроса не ждал. Он думал все эти дни, что генерал вызовет его к себе и скажет с упреком: «Эх, майор, майор, что же вы подвели меня с педсоветом-то?» Но почему-то не вызвал и не сказал. Он словно забыл и о рапорте Красикова, и о педсовете.
— Значит, подготовиться решили? — Забелин медленно и задумчиво постучал по столу своими тяжелыми пальцами. — Что же, правильно. Поговорить вам, товарищи, нужно серьезно.
— Очень серьезно, — торопливо вставил Вашенцев. — Только я сомневаюсь, товарищ генерал, будет ли толк из этого разговора.
— Поживем — увидим.
— А я уже вижу, товарищ генерал. Раньше Крупенин еще переживал как-то, пытался вроде понять ошибку, А теперь опять все пошло по-старому. Что бы я ни говорил — как горох об стенку. А тут еще орден подоспел.
— Ну, это вы зря. — Забелин строго посмотрел на Вашенцева. — Орден орденом, а служба службою. Орден — не охранная грамота.
— Да я-то знаю. А вот секретарь парткома вчера даже не упрекнул Крупенина ни разу, как будто не о нем речь шла.
Забелин и сам уже догадывался, зачем приходил на бюро полковник Осадчий, но заводить сейчас разговор о нем с майором Вашенцевым не стал, а внушительно посоветовал:
— Не забывайте только, что за дивизион в ответе прежде всего командир. И вы тут без оглядок, пожалуйста, Олег Викторович. Понимаете?
— Понимаю, товарищ генерал. У меня есть еще один вопрос к вам. Разрешите?
— Какой же?
— Нельзя ли Крупенина перевести на другую должность, куда-нибудь поближе к технике? Любит он ее и пусть занимается. Может, пользу даст.
Забелин поднял голову, неторопливо спросил:
— А как он сам на это смотрит?
— Не говорил я еще с ним, — ответил Вашенцев.
— Поговорите. Если будет желание, подумаем. А теперь вот что... — Забелин отвернул край шинельного рукава и посмотрел на часы. — Я сейчас уеду в штаб округа на учебные сборы, пробуду там, вероятно, дней пять-шесть. Смотрите тут, чтобы никакой самодеятельности. План есть план. А что касается Красикова... Я говорил с ним. Просит не отчислять.
— Это Крупенин его так настроил.
— Возможно. Но вы не выпускайте Красикова из виду, Олег Викторович. И, если что заметите, принимайте меры немедленно. А педсовет мы соберем, не беспокойтесь.
Вашенцев слушал генерала внимательно. Слушал и думал, что зря он, пожалуй, сентиментальничал вчера с Осадчим. Нужно было все-таки заставить Крупенина объясниться и дать почувствовать, что отвечать за собственную беспечность ему придется непременно. «Ну ничего, — успокоил себя Вашенцев. — Наперед умнее буду».
Вскоре после ухода генерала майор отправился в третью батарею. Курсанты в это время завтракали в столовой. Казарма с длинными, строгими рядами одинаковых коек показалась Вашенцеву настороженной, неуютной. В распахнутые форточки врывался свежий морозный воздух и настойчиво растекался по дощатому полу.
— Закройте! — приказал Вашенцев дневальному. Пока тот выполнял приказание, появился Крупенин, доложил, что в батарее спокойно, никаких происшествий не произошло.
— Очень спокойно, — проворчал Вашенцев. — Больше некуда.
Для начала он походил с Крупениным по казарме, придирчиво осмотрел, как заправлены койки. Из некоторых тумбочек вытащил лишние вещи, листы бумаги с какими-то замысловатыми фигурами. Возмущенно вздохнул:
— Опять ребусы?
Он вспомнил: когда-то Крупенин уверял его, что шарады и ребусы — хлеб ракетчиков, просил далее включить их в план самостоятельных курсантских занятий. Лотом курсанты его батареи стали приходить с ребусами в учебные классы. И Вашенцеву пришлось срочно наводить порядок. А теперь вот ребусы в тумбочках...