Трудные дети
Шрифт:
— Имя.
— Александра Волкова.
— Возраст.
— Девятнадцать.
— Образование.
Каждый ее вопрос напоминал четкий и отрывистый приказ, вынуждая отвечать в таком же духе.
— Среднее.
— Троечница?
Попыталась вспомнить страничку из аттестата. Судя по тому, что приходило на ум - Саша Волкова умом не блистала.
— Да.
Бабка с видом явного удовольствия ухмыльнулась. Очевидно, большего от меня и не ждали.
— С тряпкой обращаться умеешь?
— Да.
— Готовить?
– когда я кивнула и попыталась ответить,
– Впрочем, неважно. Откуда ты?
— Из Липецка.
Она через плечо стрельнула в меня хитрой улыбкой.
— Паспорт дай-ка.
Я еще не привыкла показывать свои новые документы где бы то ни было и, если честно, всегда внутренне терялась и собиралась. Понятно, что привычка - вопрос времени, но все равно - слегка не по себе. Но я со спокойным лицом достала из кармана паспорт и протянула бабке, которая цепко, как макака, вырвала его из моих рук и вытянула перед своими глазами, слегка щурясь и отклоняя голову назад.
— Что брешешь-то? Какой Липецк? Грязи они и есть Грязи, - она небрежно швырнула паспортом в меня, и поймать его я не успела. Пришлось наклоняться, и скрипя зубами, поднимать его с иранского ковра.
– Иди за мной.
Она провела меня вглубь короткого коридора и указала рукой на одну из трех дверей - просторную и роскошно сделанную гостиную, кишащую предметами роскоши и всякими картинами, безделушками - но не обычными, какие привозила Ксюша всегда, а явно дорогими и непростыми. Тяжелые гардины, бархатные салфетки, вышитая золотой нитью скатерть на большом круглом столе и резная лакированная мебель потрясающего древесного цвета - хилая сморщенная бабуська жила очень и очень неплохо. А картин…А какие у этих картин были рамы!
Об искусстве у меня имелись слабые - читай, нулевые - представления, поэтому о рисунках я не могла ничего сказать, но рамы! Такие без проблем можно толкнуть на любом рынке, а если уж поторговаться…
— Это Магритт, - заметив мой изучающий взгляд на одной из картин, милостиво пояснила бабка.
— Странное имя для голубя.
Уголки тонких губ в отвращении опустились вниз.
— Это фамилия художника, неуч.
Я примолкла, увидев, как старуху вывело из себя мое невежество.
Она еще поговорила со мной минут десять, узнала все, что требуется, и рассказала о моих обязанностях - убирать, стирать, изредка готовить, ходить по магазинам и прочее, прочее, прочее, что я слышала сегодня с десяток раз.
— Когда будешь убираться, - она сыпала на меня сухими наставлениями как из рога изобилия, - помни, откуда у тебя растут руки. И не забывай, что каждая вещь в этом доме дороже тебя раз в пять, а то и больше. Ах да, если я замечу, что ты как-то косо смотришь на мои вещи и не дай бог, пытаешься их украсть, пеняй на себя, потому что через час после этого ты окажешься в обезьяннике. А я замечу, милочка, в этом не сомневайся.
— Я поняла, - наградила старушку кротким взглядом. Что об стену горох, честное слово.
— Днем тебе запрещается отлучаться, только по моему разрешению. В магазин, например, или на почту. Сама я из дома не выхожу. Скажу говорю - никакие отговорки вроде “там не было сдачи” или “я потеряла” не принимаются. Ты всегда обязана приносить чеки и отчитываться о каждой покупке. Ясно?
— Да.
— Что еще, - бабуська в задумчивости покрутила между пальцами жемчужное ожерелье.
– Ах да, насчет света. Каждый месяц я плачу за электричество сто пятьдесят рублей. Если в каком-либо месяце в квитанции будет стоять сумма, больше положенной - разницу оплачиваешь ты сама из собственного кармана.
— А если электричество подорожает?
– просто так я не собиралась непонятно кому дарить собственные деньги.
– Что тогда?
Бабка тяжелым взглядом смерила меня с головы до ног, явно недовольная тем, что ее перебили.
— Тогда я пересчитаю. Вроде все рассказала…Если что, по ходу дела объясню. Есть вопросы?
— Да. Один.
Тонкие нарисованные брови удивленно приподнялись.
— Вот как? И что за вопрос?
— Сколько вы будете мне платить?
— Семьсот рублей, - недрогнувшим и жестким тоном ответила бабка. Она и мысли не допускала о том, чтобы торговаться, и всеми силами давала об этом понять.
А ведь это копейки, которых мне вряд ли хватит на жизнь. С другой стороны…
— Я согласна.
— Отлично, - закряхтев, она поднялась с роскошного кресла и зашаркала к другой комнате.
– Тогда пойдем.
Это было своего рода кладовкой. Да почему своего рода? Кладовкой это и было. Немаленькой, согласна, но без каких-либо окон и отверстий. Посередине моей новой комнаты в беспорядке валялись набитые чем-то коробки. Зато на стенах были наклеены обои, не бог весть какие - совковые, наверное, из какой-то газетной бумаги в цветочек, но тем не менее, они были. И была кровать - вполне себе нормальная, не проседающая до самого пола, а с чистым матрасом. И подушка пуховая. Развалившаяся тумбочка в ногах и шкаф без створок.
Бабка внимательно следила за моим лицом, в попытке увидеть ужас, страх или брезгливость. Но, во-первых, я потрясающе скрывала подлинные эмоции, во-вторых, ужаса после предыдущих условий по определению не могло быть. Никак.
— Меня все устраивает.
— Правда?
– с заметным разочарованием протянула она, но тут же взяла себя в руки.
– Что ж, тогда твой рабочий день наступает завтра. Можешь устраиваться.
— Я могу съездить за своими вещами?
— Пожалуйста. Но в девять двери этого дома закрываются, а я ложусь спать. И меня не волнует, где и как ты будешь ночевать.
— Я поняла.
Дорога до вокзала заняла час с лишним. И каково же было мое изумление, когда я увидела Риту на том же самом месте, где ее и оставила. Признаться, об этой блаженной я забыла. Девушка нервно притопывала ножкой и прижимала к груди свой чемодан вместе с моим истрепавшимся пакетом. Увидев меня, она на глазах расцвела, кинулась в мою сторону, всучила вещи и опрометью куда-то рванула. Вернувшись через несколько минут, Рита с выражением полного блаженства рухнула на неудобный стул.