Трудные дети
Шрифт:
Со второй работы пришлось уволиться, и довольствоваться копейками старухи. Хотя бы на время. Лишние проблемы мне были не нужны, к тому же бабка контролировала меня не хуже какого-нибудь гестаповца - бессмысленного и беспощадного. О том, чтобы отлучаться на целую ночь не могло быть и речи. По крайней мере, пока.
Ах да, еще она заставляла меня ходить по магазинам. Сама бабка из дома не высовывалась - только переползала из комнаты в комнату - поэтому на мои плечи ложились различные платежи за коммунальные услуги, покупки и прочие внедомашние обязанности, которых у костлявой курицы накопилось немало. Столько бумажной волокиты у меня не было никогда. Чеки, квитанции, записки с указаниями, списки продуктов - мои немногочисленные карманы просто кишели ими.
— Сдачу и чеки принесешь, - это стандартное напутствие сопровождало меня всегда, когда я покидала уютные стены дома. Неважно - для чего.
– И чтобы все до копейки.
— Вы это повторили сто раз.
— И сто первый повторю. А то я тебя знаю. Только волю дай.
— Уж этого от вас не дождешься.
— Поговори мне еще, - она замахнулась на меня, правда, без какой-либо попытки ударить. Такого я бы больше не стерпела. Не от нее.
– И постарайся побыстрее.
Не сказать, что бабуська жила оторванной от мира, совсем нет. К ней довольно часто - не реже двух раз в неделю - приходили другие старички. Некоторые моложе ее, некоторые такого же возраста, но все как один колоритные и такие же высококультурные, как она. Дедки с козлиными ухоженными бородками и в костюмах, сухощавые лысоватые и абсолютно седые старушенции с поджатыми тонкими губами и большими драгоценными брошками. Некоторые были в очках, некоторые без. Кто-то приходил с книгами и объемными пачками листов, кто-то без. Кто-то, вытягивая ноги и попивая чай, который я приносила им на подносе, смотрел на стены гостиной, увешанные картинами, и пространно обсуждал искусство и передвижников, а кто-то дискутировал о некоем Набокове. Кто-то читал стихи, а кто-то - пел песни, благо в углу стояло черное пианино, к которому мне строго-настрого запрещалось подходить и дотрагиваться. Не больно то и хотелось.
Кого-то моя старуха слушала с неподдельным интересом и даже уважением, над кем-то - откровенно и снисходительно смеялась. Я же играла роль эдакой бессловесной твари, мебели, которая в отличие от дивана, может передвигаться, выполнять указания и приносить чай с печеньями для гостей. В присутствии других людей Элеонора Батьковна обращалась со мной холодно, но вежливо, явно стараясь держать дистанцию. И такое отношение устраивало меня полностью. Никто не трогал и не обращал внимания, поэтому я спокойно сидела на стуле в углу, для приличия натянув маску безропотной безмозглой простушки с коровьими глазами, и слушала их заумные разговоры ни о чем. Все равно делать нечего, а так хоть что-то новое и интересное. И сначала я чисто на автомате мотала себе на ус, по привычке, но без интереса. Зато чуть позже, узнав, кто все эти люди, приходившие на ужин к моей старухе, интерес стремительно увеличился.
— Странный дядька, - глубокомысленно изрекла я, разглядывая захлопнувшуюся дверь за одним из гостем, вылетевшим от нас в растрепанных чувствах.
– Нервный такой. А вы его еще обидели.
— Не сахарный, - жестко отбрила старушка.
– За этим и пришел. Ишь ты, учить меня вздумал.
— А кто это был?
— А, знакомый один, - отмахнулась она как от ничего не значащего.
– Дурак дураком, даром что профессор.
— Что вы говорите?
– резко заинтересовалась я и даже шею вытянула, старательно вспоминая весь разговор бабуськи с дедком.
– Надо же!
— Ты слюни-то подбери. Гляньте на нее, губу раскатала.
— Ничего я не раскатывала.
— У тебя ума только полы мыть и пыль протирать. Неуч! Чайник пойди лучше поставь. Соображалки хватит?
— Хватит, - передразнила ее, но аккуратно. Правда, стоило выйти в коридор, как вся сдержанность испарилась и я со злостью процедила себе под нос: - Карга старая.
— Я все слышу!
– весело откликнулась старуха.
– Не вякай там. И поставь, наконец, чайник!
Что-что, но скучать в этом доме мне не приходилось.
Глава 47
Оглядываясь назад, я радуюсь тому, что моя жизнь напоминала в то время полосу препятствий. Немного лицемерно, потому что, повернись время вспять и окажись я снова в том году, конечно, многое бы изменила. Возможно, где-то сгладила чересчур острые углы, где-то повела себя мягче, а где-то наоборот - жестче и решительней. Одним словом, все сделала бы для того, чтобы моя дорога не была такой ухабистой и петляющей.
А так как никакой машины времени не существовало, то приходилось довольствоваться тем, что есть. И находить плюсы в том, что было.
Мне приходилось сосредотачиваться только на выживании и думать только о том, как не умереть с голоду. Да, жизнь у словесной экзекуторши имела много плюсов - вода, комната, тепло, но не было главного - денег. А бабка проявила себя достаточной эгоисткой, которая желала, чтобы я работала на нее и только на нее.
— Не нравится тебе здесь - выметайся, - коротко отрезала она и морщинистой рукой, унизанной перстнями, указывала на дверь.
Возможно, устройся я на вторую или третью работу, было бы легче. А так мне приходилось жить и питаться на жалкие семьсот рублей. Стоит сказать, что есть и трогать какие-либо продукты Элеоноры Авраамовны не разрешалось. На кухню она меня не пускала совсем, только если мне нужно было что-то себе приготовить. При этом бабка шаркала вслед за мной, усаживалась на стульчик, величаво выпрямив спину, складывала руки на столе и принималась наблюдать. И гипнотизировала меня до тех пор, пока я не уходила с ее кухни. Потом она как специально гремела кастрюлями и хлопала дверцей холодильника - удостоверялась, что я не взяла ничего чужого.
Хотя сама бабка питалась очень и очень хорошо. Если вначале я относилась к ее еде невозмутимо, то чем сильнее становился голод и усталость, тем тяжелее было ходить по магазинам, покупать еду для старухи и знать, что ничего из этих яств никаким боком не достанется мне. Я пробовала украсть, но красть было совершенно нечего, разве что овощи, которые чаще всего мы покупали замороженными. Если были свежие - можно как-то изловчиться.
Помню, возвращалась с рынка, нагруженная пакетами с картошкой, капустой, морковкой и еще по мелочи. Есть хотелось со страшной силой, живот крутило, а думать получалось только о еде.
Тогда я, решившись, вытащила кулек с морковкой, аккуратно развязала узел, стараясь не порвать тонкий целлофан, и достала одну, самую маленькую. Честное слово, даже не получалось вспомнить, как она была съедена, я как будто выпала из реальности и сознание потеряла.
Стало только хуже. Я уже была близка к той стадии, когда организм начинает активно питаться самим собой, и вроде бы голод притупляется. А теперь снова раздразнила себя, живот со страшной силой жалобно заурчал и хотелось еще и еще. Получилось сдержаться, спрятать мешочек в пакет и вернуться к бабке.
Я не знаю, как она догадалась, что именно сегодня я украла у нее еду. На пороге меня встретила, поглядела пристально поверх очков и пошла на кухню, где достала пищевые весы.
— Сдачу, - протянула руку, и я вывалила ей всю мелочь и несколько бумажек.
– Теперь дай мне картошку.
Поочередно мне пришлось протягивать каждый из пакетов, и она их взвешивала, придирчиво вглядываясь прищуренными глазами на цифры.
— Здесь не хватает, - махнула у меня перед носом морковью.
— Я причем? Значит, вам не довесили. Вы сказали - я купила, - окрысилась я в ответ.
– Не сваливайте с больной головы на здоровую.