Трудные дети

Молчанова Людмила

Выяснилось, что покупки весьма банальны - водка, еда и магнитофон с барахолки.

— Забери его.

— Кого?
– не поняла Рита.

— Магнитофон.

Девушка с опаской прошла мимо Леониды, нервным движением уцепилась за пластмассовую ручку и прижала технику к груди.

— Молодец, - похвалила ее.
– Теперь собирай вещи.

— Наши?

— Да. Кстати, Лёнь, ты своего хахаля любишь?

Та с отчаяньем и злобой подняла голову.

— Что?

— Я спрашиваю - ты любишь его или его голова стоит тех денег, что вы у меня украли?

— Ты не посмеешь, - неверяще выдохнула она. Я мрачно улыбнулась и просунула кончик ножа в вновь открывшуюся рану. Толя уже ничего не соображал от боли.

— Уверена? Я посмела в жизни многие вещи. Поэтому спрашиваю еще раз - как ты вернешь долг?

Баба облизала потрескавшиеся губы и неохотно прошептала.

— В комнате…Крестик золотой есть и цепочка. Меня в них крестили.

Эти подробности меня не волновали.

— Где?

— В синем ящике. Ты собираешься его забрать?

— И заберу, - заверила я.

— Это же крестик.

— Вы же продали ее иконы. Почему я не могу забрать крест? А меня потом ваш же бог и простит. Тебя же прощает всегда.

Рите потребовалось пятнадцать минут, чтобы собрать свои и мои вещи. Теперь уже девушка уходила не с двумя чемоданами, а только с одним, к тому же полупустым. Мой неизменный пакет остался со мной. Я попросила девушку принести из синего ящика золото, и Лёня после моих слов дернулась всем телом.

— Саш, - робко подала голос Рита из другой комнаты.

— Да?

— Тут еще сережки и мои триста рублей.

— Твои триста?
– переспросила я.

— Да! Они у меня взяли. Мне их забирать?

Несмотря на острую, жгучую боль в правой руке, я усмехнулась.

— Забирай.

— И деньги?

— И их тоже.

В общем, пока я держала на привязи троих алкашей, Рита под моим руководством обчищала их комнату. Но конечно, найти что-то путное оказалось сложно. Кроме креста, сережек и трехсот рублей ничего ценного у них не оказалось. Ах да, еще магнитофон.

Когда соседка закончила, я улыбнулась Лёне, убрала нож от горла Толи и вежливо поинтересовалась:

— Скажите, никто не знает, ожоги водкой прижигать можно?
– никто, конечно, не ответил. Лёня на коленях подползла к своему хахалю, который буквально свалился ей в руки. Мужчина с обожженным лицом забился в угол и рукавом грязной рубахи прикрыл морду. Тогда я обратилась к Рите: - Ты знаешь?

Она помотала головой.

— Нет.

— Ну и ладно. Тогда пошли. Как там говорят? Спасибо этому дому - пойдем к другому?
– улыбнулась.

Рита дернула меня за рукав и потянула к выходу.

— Пойдем, Саш, пожалуйста.

Через пять минут мы сидели в автобусе и ехали неизвестно куда.

Адреналин и эмоции схлынули, оставив после себя апатию. Я прислонилась лбом к холодному стеклу автобуса, равнодушно смотрела в окно и лелеяла обожженную ладонь, чувствую нарастающую боль , пробивающую до костей. Рита меня не трогала, тихо ехала рядом, поставив чемодан себе на колени, и думала о своем. Потом неожиданно встрепенулась и принялась рыться в вещах.

— Держи.

Я, приложив усилия, приоткрыла один глаз и покосилась на белый тюбик в ее руках.

— Это что?

— Детский крем.

— Нахрена?

— У тебя рука сильно обожжена.

— И что, крем с зайцем мне поможет?

Она пожала плечами, улыбнулась и настойчиво протянула тюбик еще ближе, не собираясь уступать.

— Не знаю. Но хуже, наверное, уже не будет.

Мысленно с ней согласилась, нехотя взяла крем и обильно смазала ладонь. Потом попросила:

— Дай газету. Она у тебя?

— Да. Держи.

— А ручка с листком есть? Или карандаш?

Рита порылась в своем волшебном чемоданчике и вынула нужные вещи.

— Вот.

— Гранд мерси.

Следующие полчаса я старательно корпела над объявлениями, выискивая более-менее подходящие, и с огорчением подытожила результат. Только два подходили по цене, но одна комната находилась в Подмосковье, другая - на окраине города. И что-что я сомневалась, что они так сильно отличаются от места, из которого я только что уехала.

— Можно спросить?
– снова подала голос Рита, дождавшись, когда я прекращу писать.

— Рискни.

— Там…на кухне…Ты правда могла их убить?

Мои ничего не выражающие черные глаза встретились с ее зелеными, наполненными облегчением, неверием и любопытством. Я почувствовала глухое раздражение.

— Какая разница? Я не люблю говорить о том, что могу, а что нет. Я либо делаю, либо не делаю.

— Но ты бы сделала?
– не унималась девушка.

— И ты бы сделала.

Рита с ужасом отшатнулась и издала отрицательный возглас.

— Никогда!

— Уверена?

— Да. Я бы их никогда не убила.

— А причем тут именно они? Я говорю о том, что и ты способна на убийство. Все способны и все могут.

— Я не согласна с тобой. Это грех. Нельзя так говорить. Не ты жизнь дал и не ты вправе ее забирать.

Засмеялась, откинув голову, и в очередной раз поразилась ее простодушию.

— Рита, рыбка, это семантика. Все зависит от того, насколько глубоко зашли в твою зону комфорта. Знаешь, что это такое?

— Я не согласна. Нельзя убивать людей из-за денег.