Трудный месяц май
Шрифт:
А герои, сложившие головы за товарищей, за народ, за Родину? Чапаев, Саша Чекалин, Зоя, Матросов — все они без сожаления отдали свою прекрасную жизнь.
Нет, не без сожаления. Родиться второй раз невозможно — у каждого только одна жизнь, и умирать никому не охота, но герои не о себе думают, не для себя совершают подвиги.
Марь Петровна объясняла, что подвиг — это совсем не обязательно когда кто-нибудь гибнет. Вообще подвиги бывают не только на войне и, конечно же, человек не может сказать себе: «Стану-ка я бессмертным героем!» И стать, другим
Настоящие герои не считают, что свершили нечто необыкновенное. Да, трудно было, опасно, но — работа, долг. Герой тот, кто выполняет свой долг до конца.
Как бы поступил на его, Антона, месте геройский человек? Наверняка не стал бы уповать на чужую помощь, рассчитывать, что другие за него долг выполнят!
Антон спустил ноги, поднялся и, шаркая, на ощупь подошел к последнему, неразобранному штабелю с минами.
Он взялся за планки верхнего ящика и потянул его на себя.
Злая память у людей недобрых. Обыкновенно люди хранят в себе воспоминания о приятном или смешном. Наверное, поэтому, слушая ветеранов войны, можно подумать, что на фронте приключались лишь веселые истории, похожие на благополучные похождения бравого солдата Швейка.
Добрая память вызывает не только желание рассказать о прошлом, но и побуждает хоть ненадолго «тряхнуть стариной». Отставные солдаты любят, как дети, пострелять из духового ружья в городском тире, бывшие водители — поменяться местами с шоферами, прорабы — взять в руки мастерок каменщика.
Обычно прораб Градов Павел Кириллович, заслышав дальние взрывы, тайно завидовал молодому офицеру Январеву. До мурашек в ладонях хотелось крутнуть разок подрывную машинку или, прижав серную головку спички к черному свежему срезу огневого шнура, резко провести коробком, услышать тонкий свист горящего пороха, бережно отпустить шнур — и стремглав прочь.
Прыгнуть в ровик, залечь за камень, нырнуть в крытую траншею и, жадно глотая воздух, с волнением ждать взрыва. Сколько тонн взрывчатки вздыбил над землей Градов за четыре года войны!
Он знал, что сегодня Январев должен подрывать развалины в центре Иришей. И его потянуло к саперам. Только в этот раз стремления еще раз вдохнуть горький запах взрывчатки не было.
Дело саперов предстояло довершить строителям. И не до «потряхивания стариной» было сейчас Градову.
Пропал сын, пропал, как солдат, без вести.
— В общем, Павел Кириллович, сделаем все в лучшем виде, — сказал Январев и улыбнулся, застенчиво и светло.
Они стояли у входа в штольню, беседовали и смотрели, как окружают место подрыва солдаты и милиция. Извлеченные из земли смертоносные трофеи обычно
— Товарищи, граждане! — упрашивал через мегафон милиционер. — Не напирайте, отойдите подальше!
Старший лейтенант Январев мог считать себя по праву опытным и бывалым разминирователем, но к Градову испытывал неподдельное почтение и чувствовал себя перед ним, заслуженным боевым офицером запаса, курсантом-стажером.
— Да я и не сомневаюсь, — отвечал Градов. — Ни одно стеклышко в окне не треснет, думаю. Другое заботит: как нам дальше с этим «добром» быть? Вывозить? Сколько машин понадобится. И попробуй такие громоздкие штуки погрузить, мертвой хваткой сцепились.
— Неудобные плиты можно потом, дополнительно расколоть. Две-три шашки на плиту — и порядок.
— Этак неделю бабахать придется. И что за производительность? Каждый ведь раз оцепление ставить, разгонять всех. Вот если удастся перекрытие обрушить, другой коленкор. Тогда мы бульдозерами весь хлам под землю сбросим. Все равно от тех подвалов проку никакого, а так еще одну, последнюю добрую службу сослужат. Потом чернозема подбросим, озеленим. Тут же Дом пионеров и школьников запланирован.
— Знаю, Павел Кириллович. Постараемся. Не в один, так в два, три захода пробьем перекрытия. Хотите взглянуть, как заряды разместили?
— Давай, если надо.
Саперы поработали на совесть. Градов на собственном опыте знал, чего стоит пробиться через пятиметровый железобетонный завал. Саперы добрались до крыши подвала, расширили внизу штольню так, что она похожа была теперь на колбу с длинным горлышком, но объемом — в многоместный дот.
Внизу довольно свободно помещались двое.
— Боковые шурфы, — пояснил Январев, сидя на корточках и посвечивая в радиальные каналы для взрывчатки, — по восемьдесят сантиметров, так что, по расчету, должны выломать круг диаметром метра четыре-пять.
— Да, пожалуй, этак и получится, — поразмыслив, согласился Градов.
Вспомнился наган, после стольких лет увиденный в кабинете милицейского инспектора. Градов тогда не удержался, покрутил барабан с пустыми патронниками. Потому, очевидно, он и вспомнил о нагане, что стоял сейчас в центре огромного барабана с гнездами, заполненными толом. И сработают толовые заряды не одновременно, а один за другим, как револьверные выстрелы.
— Машинкой безопаснее, — сказал Градов, и Январев понял его без разъяснений.
— Это точно, Павел Кириллович. Но боюсь, что после первого взрыва обвалится что-нибудь и запросто даже пересечет провод, а то и все остальные подводы. Шнуром в данном случае надежнее.
— Я шнуром работать тоже любил, — признался Градов, и по ладоням забегали мурашки. — Ладно, — закончил он со вздохом, — полезли.
Они выбрались на поверхность. Там ждали начальник милиции и лейтенант-пехотинец, командир взвода оцепления.