Трущобы Севен-Дайлз
Шрифт:
Остаток дня Питт посвятил сбору информации о нем: в чем состоят его текущие обязанности – а они касались в основном торговли, как внутри империи, так и за ее пределами, какой избирательный округ он представлял – Манчестер, сердце хлопчатобумажной промышленности Англии. Это был второй по величине город Британии, а также родной город премьер-министра мистера Гладстона.
Питт вернулся домой на Кеппел-стрит к ужину.
– Можешь хоть чем-то помочь? – спросила Шарлотта, отрывая глаза от шитья, когда они вдвоем с ним сидели в гостиной после ужина.
– Кому? – уточнил Питт. – Райерсону?
– Ему, кому же еще! – Ее глаза неотрывно следили за нырявшей по ткани иглой, поблескивающей в свете ламп подобно серебряному ручейку. Питту было слышно, как ее кончик то и дело легонько ударяется о наперсток. Почему-то этот звук ласкал ему слух. Наверное, потому, что олицетворял собой все нежное и домашнее, даря ощущение уюта и защищенности. Он не знал, что именно она чинит, но ткань была свежевыстиранной, и он, сидя рядом с Шарлоттой, ощущал исходивший от нее приятный аромат чистоты.
– Ну так можешь? – повторила она свой вопрос.
– Не знаю, – честно признался он. Это признание тяжким грузом давило ему на плечи. В комнате как будто тотчас стало темнее. – Я не уверен, готов ли он помочь самому себе.
Рука с иголкой застыла в воздухе. Шарлотта пристально посмотрела на него. В ее глазах застыл вопрос.
– Что ты этим хочешь сказать? То, что стрелял он?
– Он это отрицает, – ответил Питт. – И я склонен ему верить. – Он мысленно представил лицо Райерсона, когда тот защищал Аешу Захари, как наяву услышал убежденность в его голосе. – По крайней мере, мне так кажется. Он готов признать, что он там был и что это он помог ей положить тело Ловата в тачку с тем, чтобы потом вывезти его в Гайд-парк.
– В таком случае он ее сообщник! – изумленно воскликнула Шарлотта. – Пусть даже после убийства, а не до.
– Знаю, – согласился он.
– И после этого премьер-министр хочет, чтобы ты защитил его? – Эта мысль явно не укладывалась у нее в голове.
Питт пристально посмотрел на нее. На ее лице смешались самые разные чувства, но самыми сильными были сомнение, шок, негодование, тревога.
– Я не уверен, – честно признался он. – Я не знаю, что есть большее зло.
Она не поняла его слов.
– Что ты хочешь этим сказать? Правительству отставкой это не грозит, ведь недавно прошли выборы. А вот Райерсон должен уйти. Вот и все. Если он помог своей любовнице убить ее бывшего возлюбленного, то другого выхода для него просто нет.
– Манчестерские рабочие грозят забастовкой, – напомнил ей Питт. – Это сфера полномочий Райерсона, его избирательный округ. Возможно, он единственный, кто способен уладить конфликт, не навлекая бед на огромное число людей, будь то работники или владельцы, лавочники, купцы и ремесленники в соседних городках.
– Понятно, – серьезно сказала Шарлотта. – А что можешь ты? Вряд ли ты сумеешь скрыть его причастность к этому убийству. Да и захочешь? – Она отложила свое шитье и пристально посмотрела на мужа. В ее глазах застыли вопрос и тревога.
– Вряд ли встанет такой вопрос, – ответил он, искренне надеясь, что так оно и будет. – В египетском посольстве знают, что он там был.
Шарлотта в изумлении подняла брови.
– А как они это узнали? Она сказала им?
– Вряд ли. У нее не было такой возможности. Но это самый интересный вопрос. Похоже, когда ее арестовали, она старалась его защитить. Вела себя так, будто крайне удивлена его видеть, как будто он только что приехал, хотя, по его словам, он пробыл там уже несколько минут, более того, именно он поднял на тачку более тяжелую часть тела. Кто-то действительно ей помогал. Ловат был слишком тяжел, чтобы она смогла это сделать сама, без посторонней помощи. Более того, на ее платье не было следов крови.
– Тебе следует узнать как можно больше о нем, – сказала Шарлотта с озабоченностью в голосе. – Я имею в виду не то, что известно всем, а что-то личное. Ты должен знать, чему верить. Может, тебе есть смысл расспросить тетушку Веспасию? Даже если она не знакома с ним лично, она наверняка знает хороших его знакомых. – Шарлотта имела в виду леди Веспасию Камминг-Гульд, которая приходилась двоюродной бабкой мужу ее сестры Эмили. Однако и она сама, и Питт нежно ее любили и воспринимали как близкую родственницу.
– Да, я поговорю с ней при первой же возможности, – согласился Питт и посмотрел на каминные часы. – Как ты считаешь, еще не слишком поздно, если я сейчас позвоню ей и попрошу разрешения приехать к ней завтра утром, если, конечно, она не против? – Он уже почти поднялся на ноги.
Шарлотта улыбнулась.
– Если ты скажешь ей, что это связано с преступлением, которое ты расследуешь, которое, в свою очередь, чревато правительственным скандалом, она, если тебе потребуется, согласится принять тебя хоть на рассвете, – ответила Шарлотта.
И оказалась почти права. Правда, перед тем как выйти из дома, Питт предпочел заранее позавтракать и пробежал глазами утренние газеты.
Было 16 сентября, и газетные заголовки кричали о визите мистера Гладстона в Уэльс, где, судя по всему, он достиг некоего согласия по поводу упразднения независимой церкви в этой части страны. Кроме того, газеты сообщали о вспышках холеры в Париже и Гамбурге, и на более легкой ноте – о том, что принцесса Луиза завершила работу над бюстом королевы Виктории, который останется в Осборн-Хаусе до отправки на Чикагскую выставку.
К девяти часам Питт уже сидел в просторной, полной света гостиной леди Веспасии с видом на сад. Простота убранства комнаты – столь отличная на модной пышности последних шестидесяти лет – напомнила ему, что ее владелица родилась в другом веке и ее воспоминания восходят к временам до правления Виктории. Ребенком Веспасия пережила страх перед вторжением Наполеона.
И вот теперь, сидя в своем любимом кресле, она с интересом посмотрела на Питта. Женщина редкой красоты, она не утратила острого ума, коим блистала в лондонском обществе на протяжении трех поколений. Одетая этим утром в серо-лиловое платье, с длинными нитками жемчуга на шее, поблескивавшего матовым блеском на ее груди, Веспасия являла собой образец утонченности и стиля.