Трясина.Год Тысячный ч.1-2
Шрифт:
– А что ты говорил про штаны?
– Да это... Господин Пелягриус наверняка спрятал бы твой подарок в карман штанов и позабыл о нём. Давай, трамбуй монеты, - сказал Ян.
А про себя он отметил, что как-то гладко всё идёт. Слишком гладко. Так не бывает. Сейчас наверняка случиться какое-нибудь паскудство. И он не ошибся. Радостное настроение Нары вскоре было омрачено появлением Хозяина Улиц со свитой. Во всяком случае, так назвал себя худой долговязый старик со злыми глазами, одетый в почти новое шерстяное пальто и высокую баранью шапку. Старик был хром и шёл, опираясь на костыль. За его спиной маячили ещё двое. Один из них выглядел настоящим громилой - широкий и приземистый, в необъятных
– Новоприбывшие?
– спросил Хозяин Улиц, окинув оценивающим взглядом девочку и слепца. И, не дожидаясь ответа, заявил: - Это одна из пешеходных улиц Лемара. Рабочее место тут стоит полсеребряника. Точнее, стоило до вчерашнего дня. В связи с поветрием цены поднялись. Один серебряник. Можете мелочью насыпать, мне всё равно.
– Заплати им, Нара, - шепнул Ян.
Девочка прижала к груди кошель и помотала головой, вызывающе глядя на Хозяина Улиц.
– Капризничать давай не будем, ладно? - сказал однорукий громила.
– Непослушных у нас наказывают.
Тип с мясницким ножом заулыбался и многозначительно провёл указательным пальцем себе поперёк горла.
– Нара, отдай им деньги!
– сказал Ян.
Чуть не плача, девочка вынула из кошелька серебряник и протянула его Хозяину Улиц.
– Милое дитя, - сказал тот, забирая деньги.
Затем троица направилась к старику, просившему подаяние на противоположной стороне улицы. Не дожидаясь, пока они подойдут, старик сунул руку в карман пальто и принялся поспешно отсчитывать дань.
– Они отобрали самую ценную монету. Это нечестно, - с негодованием произнесла девочка.
– Так принято, Нара, - ответил Ян.
– Считай, что это такие правила игры.
– Они мне не нравятся, - сказала девочка.
– А что делать? Все так живут.
– Да?
– Ян почувствовал на себе её пристальный взгляд.
– Интересно, а есть ещё какие-то правила, каких я не знаю?
Ян кивнул.
– Да, например. Никогда не спорь с людьми, у которых в руках строительные ломики.
– Какие ещё ломики?
– недоумённо спросила девочка.
– Ты о чём?
– Ну, я их так себе представил. Этих троих. А что было на самом деле?
– У одного нож, у другого дубинка. А у третьего костыль.
– Вот видишь, почти угадал.
Теперь Нара смотрела на него с неподдельным интересом. И часто он так угадывает?
Когда часы на городской ратуше отзвонили три пополудни, на улице показался небольшой отряд стражников в чумных масках. За ними нестройной колонной следовали мужчины в гражданской одежде. И стражники, и гражданские несли на плечах кирки и лопаты. Они двигались в сторону городского вала.
– Что они собираются делать?
– шёпотом спросила девочка, вкратце описав увиденное.
– Идут рыть траншею. Там будут хоронить тела умерших, - сказал Ян.
Один из стражников отделился от отряда и подошёл к торговке рыбой, всё ещё стоявшей посреди улицы. Он что-то сказал ей. Женщина поспешно подхватила с земли тяжёлые корзинки и скрылась в подворотне.
– А торговка? Зачем стражники прогнали торговку?
– спрашивала Нара.
– Это из-за
– Ты так здорово во всём разбираешься, Ян. Ты уже бывал в зачумленных городах?
– Да нет. Мы это на ученьях отрабатывали. В военной школе.
– Ты был военным?
– с интересом спросила Нара.
– Ну, да. Был когда-то.
– А, так вот оно что...- произнесла девочка.
Военный, как же, подумал Ян. Лишился зрения на эверонских фронтах. Только бы она не стала дальше расспрашивать, а то придётся врать... К счастью, девочка вопросов больше не задавала.
Спустя примерно час на улице появились похоронные дроги, доверху наполненные мёртвыми телами, завёрнутыми в саваны. Дроги были запряжены парой косматых яков, которых вёл под уздцы человек в гражданской шинели. Лицо его до самых глаз было замотано шарфом, на руках были полотняные перчатки. Вслед за дрогами шествовал коронер в пурпурном балахоне и птичьей маске. Он нёс на плече длинный шест, оканчивающийся крюком с тремя зубцами. Деревянные колёса громко скрипели и грохотали по камням мостовой. Горожане молчаливо жались к стенам домов и провожали дроги долгими взглядами. Прошествовав в том же направлении, в каком накануне прошёл отряд могильщиков, печальная процессия скрылась из виду.
В этот день серебряных монет больше не подавали - только медные. А какая-то сердобольная женщина вместо денег протянула Наре кусочек пирога, начинённого шпинатом и мягким белым сыром. Девочка разломила его пополам и половину отдала Яну.
– Я даже вкуса не почувствовала, - сказала Нара, проглотив свою долю.
– Только ещё голоднее сделалось.
Начинало смеркаться. Нара уже не чувствовала ни холода, ни голода, а одну лишь сонливость. Она сидела, прижавшись к Яну и укутавшись в его меховую куртку. Их дыхание превращалось в пар и оседало инеем на их волосах. В каком-то оцепенении Нара наблюдала, как один из прохожих вдруг пошатнулся и ухватился за фонарный столб.
Его начало рвать. Потом он в корчах повалился на мостовую. Никто не решился приблизиться к нему, чтобы помочь. Наконец он затих. Через некоторое время к безжизненному телу подошёл коронер, и, подцепив на крюк, утащил прочь.
Улица почти опустела. В окнах домов один за другим загорались огни. Потом в синих сумерках показалась одинокая фигура в чёрном сюртуке с медными пуговицами и смешной круглой шапочке с козырьком. Человек нёс на плече небольшую складную лесенку, а в руке он держал зажжённую лампу. Фонарщик, догадалась Нара. Девочка с интересом наблюдала, как он неспешно обходит улицу, от одного фонарного столба к другому, и вслед за ним в стылой мгле вытягивается цепочка живых огоньков. А ведь он совсем не обязан этого делать, думала Нара. Вот сейчас, во время карантина. Мог бы дома сидеть, как все остальные. А он зажигает фонари, как будто ничего не случилось. Наверное, это особенно важно сейчас - зажигать фонари. Потому что, если город погрузится во тьму, то сделается совсем грустно...
Старик, просивший милостыню на противоположной стороне улицы, поднялся на ноги и принялся собирать свой нехитрый скарб - потёртый коврик, на котором он сидел, да деревянный короб, в который он собирал подаяние. Потом он, ковыляя, подошёл к девочке и Яну.
– Первый раз здесь?
– спросил он надтреснутым голосом.
– Идите уже. Сегодня подавать больше не будут.
– Послушайте, добрый человек, - сказал Ян. Голос его звучал невнятно - от холода губы занемели, и кажется, даже язык к нёбу примёрз.
– А скажите, где тут можно поесть?