Трюфельный пес королевы Джованны
Шрифт:
Художница не ждала ответа: Маргарита, стоило коснуться личности ее сообщника, немедленно замыкалась, отнекивалась и отмалчивалась. Но теперь подруга повела себя иначе. Она вопросительно взглянула Александре в глаза, отвела взгляд, прикусила нижнюю губу. Казалось, она борется с желанием заговорить, не решаясь вымолвить слово.
– Почему? – повторила Александра.
Маргарита затравленно оглянулась, словно опасаясь, что за спиной у нее кто-то подслушивает. И быстро, сквозь зубы, процедила слова, смысл которых художница осознала не сразу.
– Потому что это отец моего ребенка.
Александра настояла
– Мне страшно туда возвращаться, – сказала она.
– А меня убеждала, что там безопасно! – попрекнула ее Александра.
– Вполне безопасно. Но я буду думать только о том ужасном дне, когда все случилось… Я не смогу говорить!
Всего три дня назад подруги затеяли обед в мастерской, где Александра позже обнаружила тело адвоката. Обед в память о былых временах и в честь приезда гостьи… Теперь художнице казалась наивной идея воскресить дух студенческих пирушек в общежитии питерской Репинки. «Что можно вернуть столько лет спустя? Мы изменились, и все изменилось. Можно приготовить то же самое блюдо, которое ты с другом ел много лет назад. Но друг-то будет уже не тот… И ты – тоже…»
Тогдашний обед закончился плачевно. Маргарита сперва вволю нажаловалась на своих датских кавалеров, последний из который так беспечно и безответственно сделал ее матерью, поведала о своем вынужденном отъезде, на восьмом месяце беременности, к родителям в Киев, о родах, нищете и бегстве – прочь от дочери, безденежья и проблем, к новому безденежью и худшим проблемам… А затем, поразив подругу, внезапно оскорбила ее, в резком тоне напомнив о единственной, неудачной и печальной, попытке Александры стать матерью. Тот давний питерский роман с преподавателем Академии художеств закончился гибелью нерожденного ребенка, гибелью оплаченной и оттого еще более трагичной. Подруги расстались, разругавшись, Александра оставила гостье в полное распоряжение мастерскую на втором этаже, а сама поднялась к себе в мансарду. Правда, им пришлось еще раз увидеться в тот же день. Александре надо было срочно уехать, а в мастерской оставались две ценнейшие картины… Она спустилась на второй этаж, скрепя сердце обратилась за помощью к Маргарите, дала ей ключ от мансарды и попросила пару часов побыть там в качестве сторожа. Странный вид подруги и тогда насторожил ее. Бледное, искаженное страхом лицо, мокрые волосы, с которых стекала вода, распахнутая кофта, из-под которой виднелось белье. В тот момент Александра удержалась от вопросов, о чем после горько жалела.
Но теперь подруга сама была рада обо всем рассказать. Они устроились в углу маленького кафе, еле втиснувшись за крохотный столик. Других свободных мест не осталось. Кафе было набито до отказа, кофемашина безостановочно гудела. Люди, склонившись над столиками, говорили, едва не соприкасаясь лбами, чтобы слышать друг друга, не делая при этом разговор общим достоянием. Стоял ровный, усыпляющий гул, похожий на шум прибоя. Жар из решетки калорифера волнами обдавал колени.
«Через четыре дня Новый год! – грустно подумала Александра, глядя на гирлянду бегущих огней, вьющуюся под кремовым лепным потолочным карнизом еще «сталинской ампирной» выделки. – Нет, совсем не так я себе представляла праздник… Не помню, чтобы на сердце было так черно!»
Подруга молчала до тех пор, пока официантка, никуда не спешившая, не принесла им кофе с пирожными. Затем Маргарита подняла затравленный взгляд. Александра, встретив его, внутренне сжалась. Этот взгляд разом вернул ее в тот день, когда она нашла в брошенной мастерской труп адвоката.
– Я в тупике… Не знаю, что делать. – Маргарита почти шептала, но они сидели так близко, что Александра различала каждое слово. – Если бы знала, молчала бы дальше.
– Куда уж дальше, – чуть слышно, в тон ей, ответила Александра.
– Ты права. Все может закончиться в любой момент. – Произнеся эту невнятную фразу, Маргарита пригубила кофе и с отвращением отставила чашку. – В меня ничего не лезет. Зря мы сюда пришли.
– Но ты сама отказалась идти в мастерскую.
– Все равно, где это случится, – содрогнулась подруга. – Но пусть лучше на людях.
– Что – «это»?! Что должно закончиться?
Маргарита прямо взглянула ей в глаза:
– Неужели не понимаешь? Двое погибли из-за этой проклятого пса. Теперь моя очередь… Да я и тебя впутала…
– Прекрати, я уже сказала все, что думаю о способностях этого пса к убийству, – отрезала Александра. – Убивает не пес, убивают люди. Одного из них ты знаешь. И ты обещала рассказать…
Маргарита кивнула. Видно было, что она борется с собой, преодолевая последние сомнения. Наконец, глядя в стол, женщина негромко заговорила:
– Помнишь, я говорила тебе уже… Пятнадцать лет назад я уехала из Киева в Данию, со своим женихом. Но Эгон очень скоро выбрал между мной и Африкой… Я не захотела ехать с ним туда, спасать людей, о которых никогда не слышала, ничего не знаю. Ушла. Друг Эгона предложил мне жить у него. Мы протянули год, он был пьяницей, делать с ним было нечего. Потом появился Лукас… С ним я пробыла почти два года… И мне казалось, это серьезно…
По ее собственным словам, третий сожитель был человеком из-под темной звезды. Его семья, уважаемая и состоятельная, порвала с ним все связи, несмотря на то что Лукас был единственным наследником мужского пола.
– Уж слишком он выбивался из их круга. Они коммерсанты, рантье, буржуа в чистом виде. А у него все были какие-то идеи. То он анархист, то комми, то вдруг заявит, что его кумир, скажем, – Пиночет или Франко. С ума с ним можно было сойти!
И снова, как в первый раз, когда она вспоминала своего любовника, в голосе Маргариты зазвучала неподдельная нежность.
– Но все-таки с ним было хорошо, – призналась она, поднимая на подругу увлажнившиеся глаза, которые приобрели мягкое выражение. – Он был веселый и щедрый. Совсем не жадный. Мог принести домой пачку денег в кармане, отдать мне и сказать, чтобы я их тратила, как мне хочется.
– И ты тратила… Хотя сказала мне, что он перепродавал краденое!
– Так что с того? – пожала плечами Маргарита. – А кто свят? Ты хочешь сказать, что ни разу не перепродавала заведомо ворованную вещь?
– Я пыталась этого избежать!
– А Лукас не пытался…
Подруга отвернулась и какое-то время смотрела поверх голов остальных посетителей кафе. Ее пальцы были судорожно сжаты в замок с такой силой, что костяшки побелели, взгляд устремился на большое витринное окно, за которым медленно оседали крупные хлопья снега. Казалось, она не собирается больше говорить. Александра тронула подругу за руку.
– И все же отец не он?
Маргарита молча помотала головой.
– Ты ведь любила Лукаса, я чувствую… Ты никогда ни об одном мужчине не говорила так, как о нем. А ребенок все же не его?..