Тучков мост
Шрифт:
— Нет, нет, я ничего не хочу. Только кусочек черного хлеба. И, если можно, с солью.
Хлеб, как назло, оказался черствым, но Оля не обратила на это внимания. Она отламывала маленькие, колючие ломтики и рассеянно клала их в рот. А я сидел на стуле посередине комнаты и совершенно не знал, что делать. И в то же время было как-то очень хорошо оттого, что Оля вот так, вдруг очутилась у меня в доме, уютно примостившись в самом уголке дивана. Привычная, надоевшая комната, в которой я знал каждую трещину, каждое пятнышко на обоях,
— Ты не обращай на меня внимания, — сказала Оля. — Ты ешь суп, котлеты. — И без всякой связи вдруг добавила: — Какие же все-таки они дураки.
— Кто? — не понял я.
— Родители. Нужны мне их сережки! Да мне ничего не нужно. Ни-че-го. Знаешь, я летом в деревне у деда жила. А дед пчел разводит — у него шесть ульев. Так вот, он мне рассказывал, что есть такой пчелиный волк. Оса-одиночка — злая жутко. Она охотится за домашними пчелами, убивает их и тащит в нору на корм своим мерзким детенышам. Вот.
— Это ты к чему? — спросил я.
— Да так, вспомнила… А еще там озеро было, в лесу. Маленькое такое, черное, а у берега кувшинок — много-много. Я туда уйду с утра и целый день там сижу — купаюсь, ягоды собираю. Земляники вокруг — тьма. Целые поляны земляничные. Я с собой бутылку молока и кусок хлеба возьму, наберу земляники — вот у меня и обед. Знаешь, как вкусно — хлеб, земляника и молоко парное! — Оля вскочила с дивана, быстро расстегнула плащ и бросила его на пол, оставшись в длинном, до колен, свитере.
— А почему ты меня не поздравляешь? У тебя совесть есть?
— С чем, Оль? С чем поздравлять-то? — не понял я.
— Как это «с чем»? У меня сегодня день рождения. То есть именины. Да, именины.
— Так я же не знал. Откуда…
— Нет, вы послушайте: у меня именины, а он кормит меня засохшим хлебом с солью. Такой солью, между прочим, дворники улицы посыпают.
— Да я, честно, не знал. И потом, ты ж сама попросила…
— Ты никогда не знаешь то, что нужно. И вообще: кто оправдывается, тот виноват. Вот так. Понял? — Оля вдруг засвистела, как мальчишка, какую-то мелодию, похожую на вальс, и закружилась по комнате, свалив стул, на котором я только что сидел. Потом она подхватила этот упавший стул и продолжала кружиться вместе с ним. Наконец, она остановилась и с размаху плюхнулась на диван. — Какой хороший стул. Просто прелесть. Это, наверное, венский? Да, да, я знаю, это венский стул. Послушай, Андрейка, у тебя есть мука?
— Мука? Есть, кажется.
— А сгущенка?
— Тоже вроде есть.
— Отлично! Сейчас мы испечем праздничный пирог.
На кухне Оля быстренько обрядилась в мамин передник и, затребовав еще два яйца, соду и уксус, сказала:
— Ну, а ты иди пока переодевайся. Через пятнадцать минут будет готово.
— То есть как переодеваться?
— Надень фрак и костюм. Не в школьную же форму.
Я, конечно, понимал, что никакого дня рождения и никаких именин в самом деле нет. Но разве это имело значение? Главное, Оля была здесь, рядом. И мне ужасно хотелось, чтобы праздничный пирог пекся не пятнадцать минут, а по крайней мере сто лет.
Я выскочил из кухни, напялил на себя белую рубаху и даже причесался. Потом подумал: надо же подарить какой-нибудь подарок. Но легко сказать — подарить. Если бы речь шла о Петьке или о каком-нибудь другом моем приятеле, тогда б можно было что-нибудь придумать. Но вот так, сразу найти подарок для Оли… Не дарить же ей в самом деле полкоробки охотничьих капсюлей или модель пикирующего бомбардировщика. Лучше всего, конечно, было б цветы, но где же их возьмешь? Кроме пыльного кактуса в горшке, цветов в квартире не было.
Тут я вспомнил, что как-то вместе с Петей на развалинах дома, шедшего на слом, мы нашли шар. По размерам он напоминал бильярдный, только сделан был из мрамора. Мрамор был нежно-голубого цвета с розовыми прожилками.
«Делать нечего — подарю шар, — решил я, — Вещь, конечно, непонятная, но… может, оно и хорошо».
Я отыскал шар в коробке со всякой мелочишкой — коробку эту мама звала «помойка», — положил его в бумажный мешок с надписью «Ленторг» и пошел на кухню, откуда уже пахло чем-то очень вкусным.
— Ты, кажется, говорил, что у нас есть мед, — сказала Оля, — Доставай. Мы из него начинку сделаем.
Вскоре из духовки был извлечен румяный, блестящий корж, который при помощи нитки мы разделили на две плоские половины. Оля полила эти половинки медом и вновь соединила.
— Все, — сказала она, — праздничный пирог готов.
В комнате я сказал:
— Ну, Оль, я тебя это… поздравляю с днем рождения. То есть с именинами. Именины — это же день ангела, верно? Значит, был такой ангел по имени Оля… — Тут я запнулся, почувствовав, что краснею. — В общем, поздравляю. Вот. — И я протянул пакет с надписью «Ленторг».
Оля взяла пакет и чуть было не уронила.
— Ой, что это тут такое тяжелое? Булыжник ты, что ли, положил?
Олины слова были так недалеки от истины, что я испугался, не обидится ли она за такой дурацкий подарок. Но, к счастью, я ошибся.
— Ммм, какой шар красивый, — сказала она. — Из чего же это он, интересно?
— Мраморный, — сказал я. — Знаешь, я где-то читал, что в Древнем Риме во время пиршеств гостям раздавали мраморные шары. Как думаешь, для чего?
— Не знаю.
— Ни за что не догадаешься. Для охлаждения ладоней. Представляешь?
— Как здорово! Значит, это древнеримский шар?
— Ну, я точно не знаю, но может быть. Вот смотри: в нем нет никаких дырок. Если бы дырка была, да еще с резьбой, значит, можно было подумать, что его куда-то крепили, подвешивали. Ну, как часть украшений. А он совершенно ровный, никаких дыр.
— Да, да, ты абсолютно прав. Это древнеримский шар для охлаждения ладоней.