Тучков мост
Шрифт:
— Сейчас, сейчас, — отозвался я, изо всех сил напрягая извилины. — Значит, так… О! Хочешь расскажу, как в средние века проверяли: колдун ты или нет?
— Ну давай про колдунов.
— Значит, так. Поймают какого-нибудь типа, который им подозрительным показался. Привяжут руки к ступням и в воду бросят. Если не потонет — значит колдун. Ну а потонет — ошибочка вышла.
— Угу, — сказала Оля сонным голосом. — Это смешно.
В это время на противоположной стороне улицы появилась фигура моего забытого
— А-а, вот ты где, — сказал Петя, делая вид, что я тут совершенно один. Впрочем, и Оля не очень-то обрадовалась Петькиному появлению. Она намеренно отвернулась и замурлыкала себе что-то под нос. — А я тебя везде ищу, звоню. Ну так чего, идем на свалку?
— Правильно, мальчики, сходите на свалку, — сказала Оля.
— Да не знаю, Петя. Чего-то не хочется, — сказал я. — Может, завтра сходим?
В этот момент дикий рев мотоцикла без глушака рубанул по перепонкам. Из подворотни на «Яве» вылетел Генка Борода. Прямо на голое тело у него была надета кожаная куртка в заклепках. На голове — глухой шлем с львиной мордой на затылке.
Генка учился в нашей же школе в восьмом классе и жил в соседнем, почтовом, доме. Ни усы, ни борода у Генки еще не росли, но фамилия у него была Бородин.
— Мужики, Борьку Кузнецова не видели? — спросил Генка. — Он тут на своей «макаке» не рулил?
— Я видел, — сказал Петя. — Они по набережной к Тучкову гнали. Человек пять.
Вдруг Оля встала и подбежала к мотоциклу:
— Гена, прокати.
— Залазь, — сказал Генка. — Только предупреждаю: не пищать.
Оля впрыгнула на сиденье, Генка вывернул газ, переднее колесо вздыбилось, мотоцикл рванулся и исчез в подворотне. Как в преисподней. Будто его и не было. Только вонь от выхлопных газов фиолетовым облаком застыла над садиком.
— Зря ты с ней рассиживаешь, — мрачно сказал Петя. — Ты думаешь, я так говорю, потому что мне без тебя скучно. Ну вроде как ревную. Ничего подобного. Просто она, ну… нехорошая. Я, Андрюха, в людях разбираюсь. Ты мне поверь.
— Да что ты все каркаешь, как старая карга! — обозлился я. — Нехорошая, недобрая… Заладил! Откуда ты ее знаешь? Тебе, что, с белым бантиком надо? С нотной папкой под мышкой? Ты ее не знаешь совсем, а каркаешь, каркаешь!
— Ладно, Андрюха, не заводись, — вздохнув, сказал Петя. — Дело твое. Я тебе больше ничего не скажу. Ну так пойдем на свалку-то?
— Пойдем. Куда деваться.
Петя присмотрел эту свалку несколько дней назад. Собственно, это и не свалка была, а какой-то склад или хозяйственный двор. У нас ведь никогда склад от свалки не отличишь. Там и гараж был, и мастерская, и еще какие-то сарайчики и постройки. А во дворе куча всяких железок, проволоки, разных испорченных деталей, приборов, сгоревших конденсаторов. В общем,
Идти было недалеко. А если проходными дворами, а потом через парк наискосок — так и совсем близко.
Ворота склада на сей раз были закрыты, но тут же рядом в заборе зияла такая дыра, что через нее можно было наш «Буран» вывести.
Мы вошли в дыру, перелезли через штабеля гнилых досок и оказались на заветном дворе. В углу двора прямо на ржавых дисках стояли останки грузовика «ЗИС-5». Такие машины, я знал по книгам, были у нас еще до войны. По ледовой дороге в блокаду тоже «ЗИСы» ходили.
— Во, гляди, рессора, — сказал Петя, разгребая палкой металлические стружки. — Может, для вашего «Бурана» сгодится?
— Да ты что! Это, небось, от «КамАЗа» или от «ЗИЛа». А это что такое? Манометр вроде. Надо взять, показать папе…
Мы уже набрали кой-какой мелочишки, попадались нам и разные металлические трубки, но медных что-то не было видно.
— Пойду за грузовиком посмотрю, — сказал Петя. — Там тоже хламу полно.
Я разглядывал найденный манометр, тряс его, пытаясь определить, исправный он или нет.
— Андрюха, иди сюда! — закричал Петя.
— Нашел трубки?
— Да нет, тут другое…
Я обогнул останки «ЗИСа» и в самом углу, под дырявым навесом, увидел массивный гранитный постамент черного цвета, обросший по углам зеленым мхом. На граните со следами золотой краски была высечена надпись:
ПЕТРЪ АРКАДЬЕВИЧЪ СТОЛЫПИНЪ
1862–1911
— Подставка какая-то для памятника, — сказал Петя.
— Сам ты «подставка», — сказал я. — Это пьедестал. Или постамент — как хочешь.
— А где сам памятник?
— Это науке не известно. Кстати, не знаешь, кто такой Столыпин?
— Понятия не имею.
— Это что у меня здесь еще за экскурсия, — послышался позади нас незлобивый старческий голос.
Мы обернулись. Перед нами стоял сторож в замызганном темно-синем ватнике и в светлой летней шляпе «в дырочку».
— Да мы так, ничего… — сказал Петя. — Мы сейчас уйдем.
— Мы медные трубочки хотели на вашей свалке посмотреть, — сказал я.
— Ну, ну, трубочки можно, — охотно разрешил сторож. — Только чтобы ничего не поджигать. Ни-ни!
— Что вы, что вы, мы и не собирались.
— Это хорошо, что не собирались. Дайте-ка мне, кстати, огонька. Забыл, понимаешь, дома спички. А каждый раз от рефлектора прикуривать — всю бороду спалишь.
— А у нас нет спичек, — сказал я.
— Мы некурящие, — добавил Петя.
— Вот те на! Пионеры — и без спичек. Чудеса.
— А что это у вас тут за постамент стоит? — спросил Петя. — То есть пьедестал.