Туда, где небо чистое
Шрифт:
– Вы нарочно решили застать меня врасплох? Я искала уединения. – ответила она, словно не слыша его вопросов.
– Я тоже. Я на протяжении всего вечера в поисках. И все же вы встревожены, могу я предполагать, что я тому виной?
– Что вы, мистер Дэвидсон! Я вовсе не сержусь, какие глупости… На что мне сердиться? Мы ведь даже толком не разговаривали. – равнодушно и холодно ответила Эвелин, хотя вся она вновь покрылась странным ознобом, а сердце забилось так, что отдавало в ушах.
– Порой можно задеть за живое одним словом или взглядом.
Они стояли молча.
– Не дело красивой и юной даме прозябать такой вечер на балконе, да еще
В Эви вновь проснулось возмущение. Он опять упомянул о ее возрасте! Что же это такое? Однако он назвал ее и красивой, но, что кроется в женской душе – величайшая загадка во всем свете. Ведь женщина в минуту обиды способна замечать лишь нелицеприятные высказывания в ее адрес. О, эта изменчивая и тонкая натура женщины! Она может крутить в своей голове одну проблему сутками, месяцами, а на деле все это окажется какой-то пустяковиной и несуразицей. Вся наша беда в том, что мы слишком много думаем, в то время как мужчины не обременяют себя подобным занятием. Мужчины не прокручивают сказанное и сделанное сотню и тысячу раз! Оказывается, они забывают практически все, когда мы помним каждую мелочь, и нам кажется, что где-то мы допустили оплошность. И покуда мы самолично не сделаем наших мужчин жертвами напоминаний, они в жизни не вспомнят того, как что однажды вы надели оранжевый, который абсолютно вас уродует. В идеале, даме положено молчать, но, согласитесь, что вероятнее всего, этот бред выдумал мужчина! Подобно своим соплеменницам, Эви, зацикленная на своих гнетущих мыслях, упустила тот момент, когда она была названа красивой, подметив лишь то, что желала подметить.
– Опять вы напоминаете мне о моей юности! – вскипев, завопила она. – Мне 19 лет! Вы это желали услышать? Теперь вы, верно, видите, что я не так юна! В этом возрасте люди способны не только иметь сформировавшееся мировоззрение и умение держать себя на любом светском слете, но и здравый, пытливый ум, твердящий о том, что различного рода увеселения не являются главнейшей целью человеческого существования! – выдохнув, она пожалела о подобной несдержанности, и, поджав губы и сдвинув брови, потупила взгляд. Дэвидсон не ожидал такой искрометной реакции, но он как будто воспрял духом, так как впервые столкнулся с таким темпераментом.
Улыбнувшись, он произнес:
– Полностью согласен, миледи! – она удивлено посмотрела на него. – Я ни коем образом не хотел обидеть вас этим, клянусь вам. Не стоит так горячиться! Я не подразумевал ничего дурного.
– Простите, мистер Дэвидсон. Мне не стоило вас упрекать. – когда она сумела высказать свое недовольство его упоминаниями о ее незрелости, как ей казалось, она могла говорить с ним без малейшего высокомерия и обиды.
– О, нет! Не извиняйтесь, прошу вас. – его глаза радостно засверкали. Но все же ему было стыдно за то, что он принял ее скромность за тщеславие и смел обидеть ее необдуманными высказываниями, а теперь еще и за то, что вынуждает ее извиняться. – Я был не очень тактичен, все дело в моих личных и вам неинтересных проблемах. Я понимаю, что это никак не оправдывает меня. – он немного напрягся. – Вы так пламенно защищаете свои убеждения, это похвально.
– Я просто рассчитывала на ваше понимание. Не все юные леди – она особо выделила это слово. – одинаковы. Не всех заботят одни и те же глупости. От нас, девушек требуются трафаретные навыки и слова… Но ведь это же неправильно. Это абсурдно!
Дэвидсон внимательно и даже жадно ее слушал, и казалось, он был впечатлен ее мыслями.
– Что ж, – добавила она, легким движением поправляя волосы. – я не собираюсь вам что-либо доказывать. Однако надеюсь, что отныне и впредь вы перестанете приписывать всем молодым особам абсолютно нелепые характеристики.
– Видите ли, – он посмотрел в сторону горизонта. – эти характеристики не были рождены из воздуха, мисс Кренингтон. Они имеют твердую почву, уверяю вас.
– Очевидно, не совсем твердую. – недовольно буркнула Эв.
– Очевидно. – согласился Дэвидсон. – Мне доводилось общаться со многими особами, и некоторые из них меня весьма и весьма разочаровывали, уничтожали во мне всяческую веру в женщину. – он немного помолчал, его глаза вновь приняли вдумчивое и печальное выражение. – Мой опыт и мои наблюдения и есть плоды тех убеждений, которые ныне мне присуще. И вот теперь передо мной вы, мисс Кренингтон, и вы вводите меня в полнейшее замешательство.
– Неужели? – засветившись, спросила она.
– Именно так! Я поражен до глубины души вашим бунтарским духом.
– Вам показалось, мистер Дэвидсон.
– Вздор! Отнюдь не показалось! Да если задеть достоинство дам вашего возраста и даже старше (вы правы, что девятнадцатилетний человек вправе называться взрослым и зрелым), ни одна не станет с таким жаром отстаивать свои взгляды! Это делает вам честь и уважение. – он поклонился ей. – И мне жаль, что я посмел думать иначе.
– Нет, нет, бросьте! Это все пустое, правда. Я ничуть не обижена. – Эви стало спокойнее и легче от ни много ни мало откровенных высказываний, как ее, так и ее собеседника. – Но, позвольте. Отчего же вы так холодны к балам и ко всем присутствующим? – он с любопытством поднял на нее свои умные глаза.
– Я таков, каков есть. Я не имею диковиной привычки притворяться. Вас это пугает? – он улыбнулся. – Меня тоже. Но вы меня раскусили. Я не любитель балов и танцев, как я и говорил ранее. С определенного момента моей жизни все это утратило для меня вкус, смысл.
– Вы везде ищите смысла? А как же простые вещи, о которых вы декламировали, войдя сюда минуту назад?
– Ох, нет, мисс Кренингтон, – он опустил глаза и сморщился. – думаю, я не смогу вам объяснить.
– Вы боитесь, что я не пойму?
– Нет, что вы.
– В таком случае, вы принимаете во внимание тот факт, что я вам чужой человек?
– Нет, не то. – он с наглым интересом смотрел ей в глаза.
– Тогда не вижу иных причин, по которым вы не могли мне сказать. – она кокетливо улыбнулась.
– Что ж, скажем так, просто не выношу шумных сборищ, где каждый норовит обсудить мою жизнь.
– Вы настолько публичны? – не скрывая иронии, произнесла она с присущем ей выражением хитрого женского коварства и прозрачного высокомерия.
– Ах, нет! – рассмеялся он. – Я чужой на этих вечерах. Вся жизнь, как правило, крутится где-то вдали от меня, я не жалуюсь, но и не вижу необходимости моего присутствия на подобных вечерах, если я не приношу оживления или, если хотите, должного веселья. Но мне часто приходится быть либо гостем такого рода мероприятий, либо их хозяином. Честно признаться, мне на них дико скучно и одиноко, хотя обычно я держусь довольно терпеливо и принимаю все эти увеселения, как должное. – Эви с благоговением слушала его. – Впрочем, не хочу вас утомлять! Вы взбодрились хоть немного? – он поглядел на нее полными надежды глазами.