Туда, где ты

Автор обложки Кириллова М.

Создатель не допускает ошибок. Каждая душа, сотканная им, уникальна и неповторима. Мы воплощение чистой любви и божественной энергии, объединенные в монады, где каждая душа является индивидуальной единицей целого. Каждый элемент воплощается на Земле и других планетах, чтобы пройти уроки и испытания, нужные нашей группе, а после вернуться Домой и наполнить её своим опытом.

Лишь однажды Творец создал две души, объединённые одним ядром, была ли это ошибка, или часть Великого замысла? Мы не знаем

Я осознаю себя. Но не как единицу, а как часть целого, единого. В такой близости от Источника и не может быть иначе. Я энергия, осязаемая и светящаяся, моё существо соткано из мириад огоньков всевозможных цветов. Из чувств в моём арсенале только любовь, я не знаю ничего иного.

– Вам предстоит разделение. – произносит Архангел тоном, не допускающим возражений. – Ничего сложного, лишь несколько воплощений, скажем, на Земле, и вы сможете существовать отдельно друг от друга.

Здесь, где мы находимся, всё наполнено лишь спокойствием, умиротворением и любовью. Вокруг нас кружатся очень древние, очень мудрые души, а есть и те, кому предстоит воплотиться жизнью лишь впервые, как и нам. Они пребывают в радостном предвкушении, заражая меня своим энтузиазмом. И всё же я волнуюсь. Как мы сможем друг без друга? Как это – стать независимой от Него? Зачем вообще это нужно? Чувствую, что с Ним творятся те же сомнения, иначе и быть не может, ядро у нас одно на двоих. Это нить, незримо тянущаяся от одного к другому, так, что мы просто не можем находится не вместе.

– Не беспокойтесь, – мелодичный голос архангела немного успокаивает наши чувства, – всё будет легко, первые воплощения – всегда подготовка, вам даётся простая, счастливая жизнь, чтобы душа могла привыкнуть к материальному миру. Сложные судьбы выпадают лишь тем, кто достаточно мудр и стоек, чтобы вынести из такой жизни нужный опыт.

Он касается меня, пытаясь приободрить, хотя и сам волнует не меньше, а отвечаю тем же, хотя всё внутри против такого разделения, мне кажется это неправильным, но Он не позволяет мне спорить с архангелом.

– Я найду тебя, – шепчет Он так тихо, чтобы только я могла расслышать, – чего бы это ни стоило.

Отпуская мою руку, сотканную из чистой энергии, он ныряет в сияющий водоворот и тут же шагаю вслед за ним. Любая секунда промедления может стоить нам годов разлуки, здесь время течёт совершенно иначе.

– Клеменс, дорогая, попробуйте эти булочки, они просто восхитительны!

Моник де Жарр, моя компаньонка, аккуратно подцепляет пальчиками пирожное и отправляет его в рот, прикрывая глаза и издавая такие стоны, словно она находится на пике блаженства.

– Боже, за то, чтобы есть такие шедевры каждый день, не стыдно и в ад попасть за чревоугодие.

– Моник! – смеюсь я, легко ударяя её веером. – Аккуратнее с такими словами, сама же знаешь, если Анна услышит тебя, то ещё чего доброго сдаст самому кардиналу.

– Я не боюсь её, – легкомысленно сообщает де Жарр, – она только языком болтает, который у неё ядовитый, к тому же.

Качаю головой, надеясь, что она права. С моей сестрой, Анной Женевьевой де Леви-Вантадур, никогда не было просто. С самого детства она не подпускала меня к себе, хотя я как могла старалась сблизится с ней. Будучи младше меня всего на год, Анна делала вид, что у нас слишком разные интересы. Бесконечно пропадала в церкви и носила постоянно чёрное, глядя с укором на мои яркие платья, полностью соответствующие моде нашего времени.

Я была ревностной католичкой, так же как она, как и наш король, но не видела ничего зазорного в том, чтобы окружать себя красивыми вещами, которые позволял и даже обязывал иметь наш общий статус.

– Теперь я всегда хожу в эту новую пекарню «Дюсер», – продолжает щебетать Моник, – особенно, когда у меня плохое настроение. Как только кусочек их лакомства попадает на язык, мир снова наполняется яркими красками и ты буквально забываешь обо всём на свете.

– Пока ты окончательно не потеряла голову от этих сладостей, помоги мне собраться, пожалуйста. Сегодня бал и мне нужно успеть заехать к матери.

Моник тут же вскакивает, причитая как могла забыть о таком важном событии и тут же утягивает хохочущую меня наверх.

Сегодня особый приём, моё платье из голубой парчи, разрезано по бокам и поднято так, чтобы была видна нижняя юбка из тончайшей ткани с золотыми нитями на швах. Лиф платья с четырёхугольным вырезом зашнурован китовым усом и украшен камнями.

Мои золотистые волосы Моник убирает по последней моде в сложную причёску ла Фонтань, поддерживаемую проволокой с которой ниспадают богатые кружева.

В корсете крайне тяжело дышать и я радуюсь тому, что моя фигура и без того считается более чем стройной. Как удаётся сохранять сознание в этом более пышным девушкам, я даже представлять не хочу.

Покои моей матери, Шарлотты де Леви-Вантадур находятся совсем рядом с королевой Марией Терезией при которой она состояла фрейлиной. Вечно окруженная мужчинами, моя мать блистала при дворе, её считали одной из главных красавиц и какое-то время приписывали любовную связь с самим королём. С моим отцом она рассталась буквально сразу же после рождения Анны, в чём по правде говоря, я не могу её сильно винить.

Луи Шарль де Леви, герцог Вантадур, был известен при дворе своей отталкивающей наружностью и распутным поведением. Помимо того, что он изменял моей матери с самыми непотребными девицами Франции, он был большим охотником до выпивки и не гнушался побоями. Шарлотта бежала от него в Версаль, оставив нас с Анной на попечение нянек. Отец же и вовсе не обращал на нас внимания, лишь изредка приезжая в фамильный замок, где мы росли. Не могу сказать, что сильно скучала по нему, по правде говоря, я была скорее рада, что наши встречи редки, никакой духовной близости с отцом я не находила.

– Моя красавица! – мама бросается на встречу, заключая меня в объятия. Она сегодня в платье из золотой парчи, обильно расшитым лентами и кружевом. – А где твоя сестра?

Я делаю неопределённый жест рукой. Врать мне не нравится, но и правду говорить о том, как Анна громко фыркает и начинает креститься при упоминании балов тоже не хочется.

Шарлотта, однако, быстро о ней забывает, придирчиво оглядывая меня и мой наряд:

– Тебя однозначно пора выдавать замуж, пока распустившийся цветок не пожух и не скукожился.