Туда, где ты
Шрифт:
– Я очень благородна Вам за столь щедрый комплимент. – отчеканиваю я неодушевленным голосом, задаваясь вопросом какого дьявола вообще здесь делаю.
Астор кивает, впрочем, не обращая никакого внимания на моё лицо. Его взгляд блуждает по вырезу на груди, а пальцами он касается завитков моих волос, выбившихся из прически.
– Для Вас – всё, что угодно. – шепчет он так интимно, что моё сердце вновь начинает вырываться из груди, а по телу пробегает дрожь.
Даже не верится, что этот мужчина ещё несколько минут назад сжимал в своих объятиях какую-то служанку. Но об этом мне напоминает распахнутая рубашка, сквозь которую я вижу его мощные мышцы. Это отвратительное
– Пожалуй, мне и правда нужно идти. – инстинкт самосохранения хочет прокричать эти слова, но я опускаюсь до шепота.
– Да, разумеется, но сперва я хочу получить свою благодарность.
– Но я ведь уже..
– Тш.. – Астор кладёт мне палец на губы и начинает медленно приближать своё лицо к моему.
Я вновь нахожусь под гипнозом, а он словно хищник, точно знающий, как именно влияет на меня. Он замирает в миллиметре, чтобы прошептать моё имя, а затем наши губы сливаются воедино. Не знаю как это происходит, потому что он делает резкий рывок ко мне, заключая в объятия и жадно впиваясь в рот. Астор тяжело дышит и опускает свои руки мне на грудь, сильно сжимая её. В этот момент чары рушатся и я вырываюсь, отпрыгивая от него на безопасное расстояние.
– Что такое, Клеменс?
Он правда не понимает, или издевается надо мной?
– Прошу Вас выпустить меня из этого дома. – испуганно отвечаю я.
– А не за этим ли ты сюда пришла? – усмехается он, пьяно глядя то ли от алкоголя, то ли он нашей недавней близости.
– Астор, Вы слишком много себе позволяете, не уверена, что могу..
Но он не слушает, что я ему говорю, вновь хватая меня своими сильными руками. Вот теперь мне по-настоящему страшно. Его физическое превосходство очевидно и отчаянно бьюсь в его объятия, ощущая, что его пальцы и ладони касаются таких мест, которых не касался ещё ни один мужчина. Всё больше впадая в отчаяние я начинаю кричать и кажется, это немного его отрезвляет, потому что мне наконец-то удаётся вырваться.
Не разбирая дороги я бросаюсь к выходу, отворяя дверь и с облегчением обнаруживаю там свою карету. Что есть силы несусь к ней, слыша позади себя смех Астора и его настойчивые повторения моего имени, призывающие вернуться.
– Трогай! – кричу я кучеру и он исполняет приказ немедля.
Закрываю занавески на окне и пытаюсь успокоить дыхание. На теле всё ещё горят руки Астора, и слёзы унижения и обиды приходят только сейчас, ручьями скатываясь по моим щекам.
– Куда направляемся, миледи? – спрашивает кучер, когда мы выезжаем на дорогу.
Домой ехать совсем не хочется, к матери уж тем более, она будет в восторге, узнай, что он пытался меня скомпрометировать, пожалуй, даже ещё посетует, что ему не удалось довести дело до конца.
– В пекарню «Дюсер», – говорю я первое, что приходит на ум.
Кажется, Моник именно так называла то место, куда она отправляется, чтобы справиться с тяготами жизни.
Глава 3 Пекарня «Дюсер»
Сейчас уже достаточно поздно и я почти не надеюсь, что в заведении будет гореть свет, когда кучер останавливается на одной из маленьких улочек Парижа. Однако мне везёт, сквозь стёкла с вывеской я вижу сладкие произведения искусства, буханки хлеба и всевозможные пирожные.
Осторожно ступая по дороге, я придерживаю платье, чтобы не измазать его грязью под ногами. Вечера сейчас тёплые и почти безветренные. Я ступаю аккуратно, испытывая какой-то странное волнение, словно я не должна быть здесь сейчас, но одновременно меня непреодолимо тянет войти в эту дверь.
Ещё секунда сомнения, сердце бьётся как сумасшедшее, но я никак не могу понять причину. Ещё не поздно, я ещё могу вернуться домой и дождаться завтрашнего утра, выслушать нотацию маменьки и простить Астору его поведение. В конце концов, ничего из ряда вон не произошло. Все знают, каковы мужчины, у них множество любовниц, если только они могут себе это позволить. Точнее, любовниц столько, сколько мужчина может себе позволить. Добро пожаловать в реальность. Ничего не изменится. Моя жизнь течёт ровно, как спокойная река. В судьбе таких как я ничего не происходит, потому что нечего и желать. Только ещё больше власти, ещё больше расположения королевской семьи. Это мой мир, со своими несовершенствами, но он мой. Другого не будет.
Сейчас я войду в эту дверь, а потом, спустя минут пятнадцать, навсегда покину это место.
Дверь поддаётся легко и я слышу звон колокольчиков, возвещающих о моём приходе. Здесь пахнет корицей и яблоками, а ещё чем-то цитрусовым и пряным. С наслаждением вдыхаю этот аромат, чувствуя как расслабляюсь от одного присутствия в этом месте.
– Простите, мы закрыты! – до меня доносится голос из-за стены и какие-то звуки, словно кто-то передвигает коробки. – Приходите за…
Из-за стены появляется юноша со смешными веснушками по всему лицу, его светлые волосы с медным отблеском собраны сзади и перехвачены черной лентой. Он в белой рубашке и чёрном простом камзоле, перепачканном мукой. При виде меня он замирает, словно увидел призрак, а я расплываюсь в улыбке, в уголках глаз почему-то начинает щипать от его немного нелепого, но такого милого сердцу вида.
– Может у вас найдётся чашечка чая для меня? – всё так же, мягко улыбаясь, прошу я.
Юноша мотает головой, будто избавляясь от наваждения и подходит к одному из пяти столиков, параллельно отряхивая с камзола белую пыль.
– Разумеется, садитесь, пожалуйста! Чай и пирожное, желаете? С чем предпочитаете? Я бы порекомендовал Вам лимонный пирог или маковые пышки, наше фирменное блюдо – круассан с миндальной крошкой и сливочным кремом, но они уже закончились, я всегда распродаю их в первую же половину дня.
Он суетиться вокруг меня, так откровенно нервничая и болтая без умолку, что я никак не могу унять улыбку на своём лице.
– Меня зовут Джозеф. Джозеф Вьен.
– Что ж, месье де Вьен, дайте мне пожалуйста попробовать Ваш лимонный пирог.
– О, нет, – Джозеф качает головой, – приставке к моей фамилии нет, я не из благородного рода, просто Джозеф Вьен.
Он говорит это так просто, словно является единственным человеком во Франции кого не волнует вопрос происхождения. Но почему-то ему я верю. В Джозефе чувствуется столько искренности, сколько я не видела ещё ни в одном человеке. Он взирает на мир с такой открытостью, словно никогда не видел зла.
– А как Ваше имя?
– Моник, Моник де Жарр. – ложь срывается с губ прежде чем я успеваю понять зачем я вообще это делаю.
Наверное потому, что мне хочется находится здесь под тем же именем, под которым я вошла в дом Астора. Сейчас я хочу быть другой, быть лучше, чем я есть на самом деле рядом с мужчиной, которого даже не знаю.
– Что же, Моник, – он расплывается в улыбке, демонстрируя мне свои идеально ровные, крепкие зубы, – лимонный пирог для Вас.
Он вновь пропадает, а я занимаюсь тем, что разглядываю полупустые полки и остатки лакомств, которые не успели раскупить на этот день. Интересно, какой была бы моя жизнь, родись я дочерью пекаря?