Туман. Авель Санчес; Тиран Бандерас; Салакаин отважный. Вечера в Буэн-Ретиро
Шрифт:
III
Мелкими шажками принюхивающейся крысы, в глухо запахнутом церковного покроя сюртуке, в приемную залу вошел тиран Бандерас.
— Saluteni plurim ain! [19]
Донья Росита Пинтадо, откинув мантилью, театрально упала к ногам тирана:
— Генерал, с моим мальчиком поступили несправедливо!
Индейскую мумию передернуло, словно от кислого:
— Встаньте, донья Росита, приемная первого сановника нации не шутовской балаган. Изложите вашу жалобу спокойно. Что случилось с сыном блаженной памяти доктора Росалеса? Этот выдающийся патриций сегодня был бы надежным союзником в поддержания порядка в стране! Донья Росита, в чем состоит ваша жалоба?
19
Приветствую вас! (лат.)
— Ваше превосходительство, сегодня утром арестовали моего мальчика!
— Расскажите подробнее, как это произошло.
— Майор дель Валье преследовал одного беглеца…
— А вы укрывали его у себя?
— И не думала! Насколько я могла понять, майор преследовал вашего кума Домисьяно.
— Моего кума Домисьяно? Полковника Домисьяно де ла Гандара, хотите вы сказать?
— Стоит ли придираться к словам, ваше превосходительство!
— Запомните, донья Росита, раз и навсегда: первый сановник нации не может иметь кумовьев. Странно, однако, каким образом полковник ла Гайдара мог забрести к вам в такой неурочный час?
— Он пробыл у вас буквально одно мгновение! Вошел в дверь н выскочил в окно! Он даже сказать ничего не успел.
— А почему он выбрал именно ваш дом, донья Росита?
— А чем вообще руководствуется судьба, управляющая всей нашей жизнью?
— Вот и уповайте на судьбу, согласно вашей теории! Вне этого естественного закона с вашим сыном ничего не может случиться. Ваш покорный слуга, донья Росита! Мне было в высшей степени приятно снова повидать вас и вспомнить те далекие времена, когда блаженной памяти Лоуренсьо Росалес за вами ухаживал. Когда я смотрю на вас, мне кажется, что у меня перед глазами все еще та прелестная наездница из ранчо Таланачи! Идите и утешьтесь, сударыня, памятуя, что человеческая воля ограничена и что нет такой силы, которая могла бы изменить назначенное судьбой.
— Ваше превосходительство, вы говорите со мной какими-то загадками!
— Прошу вас выслушать меня внимательно. Полковник ла Гайдара, спасаясь от закона через окно, так запутал следствие, что нет решительно никакой возможности изъять из его дела хоть какое-нибудь, пусть самое незначительное звено. Согласитесь, сударыня, что положение наше в жизни сильно напоминает положение непослушных детей, которые ходят со спеленатыми руками. Ни мы, ни они не властны отвратить рок событий. Почему полковник ла Гайдара выбрал именно ваш дом? Извините, но я тороплюсь и задерживаться больше не могу. Заверяю, однако, что все дальнейшее будет происходить в рамках законности. Ни один подследственный своей судьбы не избежит. До новой встречи, сударыня!
Выпрямившись, словно проглотив аршин, он отошел от доньи Роситы и суровым жестом руки подозвал застывшего в дверях адъютанта:
— Объявите, что прием окончен. Сейчас мы отправляемся с вами в Санта-Монику.
IV
В блеске тропического солнца яростным огнем полыхал хаос плоских крыш, нагроможденных над излучиной порта. Бескрайнее южное море, чреватое штилями и бурями, простиралось невозмутимой слепящей равниной от молов до далекого горизонта. Каменные крепостные парапеты и башни выделялись своей грубой военной геометрией. Они походили на сторожевых бульдогов, начерченных в математической проекции. Шумный и красочный военный оркестрик в павильоне на Пласа-де-Армас услаждал городскую толпу. Металлический его скрежет кощунственно возмущал покои застывшего в немом отчаянии безжалостно раскаленного неба. Толпы индейцев, укутанных в свои накидки, кто теснясь на тротуарах и в подворотнях, кто на церковных папертях, коленопреклоненно приветствовали проезжавшего тирана Бандераса. Мумия в длинно-полом сюртуке скорчила насмешливую гримасу:
— Чав! Чав! С виду такое послушание, а вот поди с ними управься! Правы, пожалуй, те ученые, которые утверждают, будто исконная общинная организация индейцев была порушена испанским индивидуализмом, этим источником нашего вождизма. Креольский вождизм, индейское безразличие, пьянство метиса и колониальная теократия — вот те язвы, которыми корят нас северо-американские дельцы и дипломаты из европейского обезьяньего питомника. Поддерживая здешних революционных флибустьеров, они хотят обесценить нашу валюту, прибрать к рукам наши железные дороги, таможню, вырвать концессии на рудники… Но мы выбьем у них козыри из рук, вытащив со всеми почестями из тюрьмы будущего президента республики!
Генерал фальшиво расхохотался. Подобострастно осклабились подобравшиеся на сиденьях адъютанты. Драгунский конвой, блистая начищенными кирасами и воинственно бряцая оружием, тесным кольцом окружал ландо. Зеваки, опасаясь конной охраны, рассеялись. Опустевшая улица затихла. Лишь какой-то индеец в накидке и широкополой шляпе, стоя на коленях, отбивал на краю тротуара земные поклоны, да бильярдисты, высыпавшие на балкон «Испанского казино», шумно аплодировали. Мумия в длиннополом сюртуке отвечала с квакерской солидностью, приподнимая шляпу. Адъютанты по-военному брали под козырек.
V
На фоне лучезарной морской чаши драматично громоздился форт Санта-Моника. У его ворот выстроился караул. В отпет на приветствие полковника Иринео Кастаньона Деревянной Ноги на бесстрастном, словно индейская маска, лице тирана не дрогнул ни один мускул. С надменностью восточного идола он только бросил отрывисто:
— В какую камеру помещен дон Роке Сепеда?
— Номер три.
— Надеюсь, полковник, вы оказали должное уважение знаменитому нашему патрицию и его друзьям? Политические разногласия в рамках закона заслуживают со стороны властей всяческого признания. По всей строгости законы должны применяться только к тем, кто захвачен с оружием в руках. И дальнейшем вы должны будете придерживаться этих инструкций, а сейчас мы намерены повидаться с кандидатом в президенты от оппозиции. Полковник Кастаньон, ведите нас.
Полковник, козырнув, сделал поворот, прячем деревянная нога его, неподвижно вытянувшись, описала в воздухе полукруг. Под звяканье ключей группа двинулась дальше. Полковник Кастаньон зычно скомандовал:
— Дон Тринидад, идите вперед!
Дон Трини в протертых на суставах башмаках помчался по переходам. Заскрежетали засовы и дверные петля. Отперев железную решетку, он побежал дальше, ритмично позвякивая связкой ключей. Как канатный плясун, он вскидывал ножками, щеголяя своими потертыми, когда-то лаковыми башмаками. Полковник Иринео Кастаньон возглавляет шествие, чеканя шаг. Так! Так! Хромоногий ритм шагов Деревянной Ноги усиливало эхо, разносившееся по переходам и галереям. Так! Так! Тиран, помесь церковника с лисой, хищно ощерясь, вышагивал среди своих ящероподобных адъютантов. Комендант-полковник громко отрапортовал:
— Камера номер три!
Шагнув через порог, Бандерас снял в знак приветствия шляпу и сощурился, пытаясь разглядеть среди толпы арестантов дона Роке. Заключенные обернулись к дверям и замерли в немом испуге. Освоившись с царившим в камере полумраком, тиран прошел между рядами гамаков. С преувеличенной церемонностью он отвесил почтительный поклон группе, в центре которой находился дон Роке Сепеда:
— Дон Роке, я лишь недавно узнал о вашем аресте. Сообщение это глубоко меня возмутило! Со всей искренностью прошу вас принять уверения в полной моей непричастности к этому печальному недоразумению. Сантос Бандерас, смею вас заверить, преисполнен глубочайшего уважения к столь выдающемуся политическому деятелю и полагает, что наши идеологические разногласия не так уж непримиримы, как, может быть, считаете вы, досточтимый дон Роке. Как бы там ни было, в области политики вы являетесь для меня тем противником, который, сознавая гражданский свой долг, действует лояльно, никогда пе позволяя себе нарушать букву и дух нашей конституции. Как известно, я действовал со всей строгостью, когда судили авантюристов, пойманных с оружием в руках и, стало быть, поставивших себя вне закона. К таким авантюристам, которые не останавливаются даже перед провоцированием иностранного вмешательства, я всегда буду беспощаден, но эта моя позиция вовсе не исключает уважения, больше того, симпатии к тем, кто борется против меня, соблюдая установленные в нашей стране правовые нормы. Вас, дон Роке, я хотел бы всегда видеть стоящим на стезе закона н хотел бы заверить вас в том, что весьма ценю ваш патриотизм и что меня восхищает ваше благородное стремление пробудить гражданское самосознание у туземной расы. Об этом мы еще будем иметь случай потолковать с вами, а сейчас я хочу еще раз принести свои извинения за прискорбную полицейскую ошибку, благодаря, впрочем, которой это пристанище порока и разврата было возвеличено присутствием доблестного мужа, как сказал бы поэт Гораций.