Твари
Шрифт:
— Ты ж говорил, что его ящеры сожрали, — удивленно ответил Борис.
— Я предполагал. Но он парень шустрый, мог ускользнуть. Ротшиль не ожидал, что мы сможем захватить его землянку, надеялся на рабов из людей. Он и предположить не мог, что их можно перепрограммировать. Йерохаам — черт, ну что за имя, язык сломаешь! — знает о нас больше, чем этот Йедидъя и будет полезнее Ротшилю.
— Очередная смена фаворита? А что, может быть! — согласился Борис.
— Точно говорю! Для него это единственный шанс вернуть расположение мангига. Оставаться с нами слишком опасно, я не раз
Слышится неясный шум. Из-за холма, вокруг которого шла дорога, появляется странная процессия — рошаны шагают в колонну по три, длинные и толстые шесты, похожие на оглобли, лежат на покатых плечах. Рошанам явно тяжело, они едва переставляют копыта, морды опущены, лысые головы покрыты пылью. Появились носилки — просторное, как диван, плетеное из лозы кресло с балдахином из тончайшего шелка. Занавеси опущены, ветер колышет ткань, сквозь полупрозрачную кисею видна крупная, явно человеческая фигура. Неизвестный полулежит, закинув ноги на подлокотник, одна рука под головой, другая свисает на пол. Следом за первыми носилками величаво выплывают еще одни и еще… всего пять.
— Это чиво такое!? — вытаращил глаза Борис.
Алексей живо вскидывают автомат, смотрит в диоптрический прицел.
— Твою мать! — весело восклицает он и опускает ствол. — Клоуны пожаловали, представление будет.
— Какие на хрен клоуны? Какой цирк?? — еще больше удивился Борис.
— Наш родной, нижегородский, — ответила Ксения.
Она подошла, никем не замеченная. Шелковый комбинезон сияет чистотой, отросшие волосы уложены на затылке, платок повязан вокруг шеи. От девушки веет чистотой и свежестью, будто она только что с небес спустилась.
— Только их не хватало! — произносит она сквозь зубы. — Леш, мясо готово?
— Ну…
— Не вздумай угощать этих уродов!
Процессия приближается. Рошаны видят людей, останавливаются в замешательстве. Человек в кресле зашевелился. Шелковые занавески раздвигаются, высовывается круглое лицо, покрытое капельками пота. Бородка а-ля Феликс Эдмундович потемнела, топорщится влажными пучками, рыжий гребень на макушке уныло прижимается к голове.
— Майор!!! — орет что есть сил Бацав. От избытка чувств Григорий подпрыгивает и машет руками, будто на него пчелы внезапно напали. Носилки содрогаются, рошаны с трудом удерживают громоздкую конструкцию, балдахин опасно наклоняется. Бацав кувырком выпадает из носилок — благо сила тяжести маленькая! — мчится навстречу, делая гигантские, по земным меркам, прыжки. Рошаны замертво валятся на землю, впалые животы судорожно дергаются, помогая легким втягивать воздух. Бацав приземляется в двух шагах, поднимая облачко пыли и кричит, как резаный:
— Майор, блин, ты живой!!!
— Ты тоже в полном здравии, — с улыбкой отвечает Алексей, пожимая протянутую руку. — Я рад! Как остальные?
— Все путем! — отмахнулся Бацав. — Щас припрутся. Мадмуазель, мое почтение, — изобразил книксен, здороваясь с Ксенией. — Борис, привет!
— Здрсте! — отвечает девушка. Борис поднимает руку.
— У вас клевый прикид. Где достали? — спросил Бацав, с завистью разглядывая шелковые комбинезоны. — А мы вот паримся в камуфляже.
—
— Да? Вот гады клювоносые, а прикидываются шлангами! Щас отдам распоряжение!
Бацав оборачивается, круглое лицо багровеет, глаза страшно выпучиваются. «Ирокез» кричит трубно и оглушительно громко. Так, наверно, динозавры орали, пугая врагов. «Умирающих» рошанов словно пружина подбрасывает. Они в панике бросаются по склону холма вверх и пропадают за гребнем. Следом кидаются другие. Оставленные носилки сиротливо машут занавесками, будто безмолвно взывая о помощи.
— Это ты что сейчас сделал? — поинтересовался Алексей.
— Отдал мысленный приказ! — гордо ответил Бацав.
— Масштабно мыслишь. А где остальная гвардия?
— Спят.
—?
— Нажрались по дороге.
— Господи, где нашли-то? — удивился Алексей.
— С собой взяли. У нас целый караван.
— М-да, дела…
Борис беззвучно давится смехом, сжав голову ладонями. Ксения сдержанно улыбается, округлившиеся глаза выражают крайнее удивление. Алексей философски замечает:
— Привычка вторая натура. Цельность мировоззрения, однако!
— Закусим? — с надеждой в голосе спрашивает Бацав.
— Пообедаем! — режет Ксения.
Мясом все-таки поделились. Взамен Бацав дал консервированных оливок и пятилитровую бутыль кваса. Крепкий, с запахом хлеба и дрожжей, квас напомнил о прошлой жизни. Она казалась тихой, безмятежной и даже счастливой, хотя на самом деле таковой никогда не была. А порой и вовсе оказывалась постылой и ненавидимой. Но человеческая память штука хитрая, она заботливо складывает на первую полку самое лучшее и приятное, остальное прячет подальше. Или вовсе выбрасывает.
— Как вы нас нашли? — спросила Ксения.
— По шухеру. Где вы, там стрельба и взрывы, — ответил Бацав, дожевывая оливку. — Мы так и переход на кладбище нашли.
— Возвращаться на Землю не собираетесь? — спросила Ксения.
— А чем здесь плохо? Тепло, аборигены обслуживают по высшему разряду — только моргни, все сделают! — бояться некого. Чего не нравится-то? — удивился Бацав.
— Все чужое, — грустно ответила девушка. — Это мир похож на теплое болото. Здесь все непрочное, легкое, будто ненастоящее.
— Ну и что? А на Земле сейчас наступил каменный век, люди по лесам прячутся, в пещерах живут. Осень-зима! Не люблю холодов, — скривился Бацав.
— А мы как раз направляемся туда, где холодно и с неба камни падают. Идем с нами, — с улыбкой предлагает Алексей.
У Гриши «стынет» лицо, глаза округляются, нервно дергается кадык.
— Да вы чо, лягушек объелись? — шепчет он. — Чо там делать-то? И где этот ваш север с камнями?
— Да везде, куда ни пойди, — отозвался Борис. — Вы, похоже, не знаете. Планета разделена на две части горной грядой. Здесь, на этой половине, царит вечное лето. Поверхность согревается отраженными от соседней планеты лучами местного солнца. С другой стороны всегда темно и холодно. И нет кислорода, дышать нечем. На границе тепла и холода обитают существа, к которым появились вопросы… э-э… у нас.